Страсти-мордасти рогоносца

– Боже! Что они превратили в осколки? Надеюсь, не красивую напольную голубую вазу, которая стоит возле гостевого санузла.

– Было бы хорошо, коли так, – обрадовался Иван, – давно мечтаю от этого фарфорового монстра избавиться, да мать не дает.

– Пойду посмотрю, – засуетилась Надежда Михайловна.

– Лучше не надо, – остановила я ее, – а то и вам достанется. Пусть успокоятся, потом ущерб подсчитаем.

– Альберт Кузьмич, на кого ты похож! – ахнула Бровкина.

Возвратившийся в столовую кот и впрямь выглядел замечательно. Его иссиня-черная шерсть стала белой, на хвосте светились проплешины, глаза горели нехорошим огнем, а в зубах он нес ошейник Роки.

– Надеюсь, ваше величество не откусило в воспитательных целях щенку голову, – хихикнула я.

В Иване ожил начальник системы особых бригад.

– Крови не видно, похоже, никто не пострадал.

Я пошла в коридор, увидела на полу останки фарфоровых фигурок собачек, которые стояли на консоли, придвинутой к стене, и позвала исчезнувших из виду кабачков:

– Мози, Роки, вы куда подевались?

Из-под кресла, которое стояло в холле у вешалки, донеслось ворчание. Я наклонилась и обрадовалась.

– Вот вы где! Что, кот снова наподдавал безобразникам? Не одобряю насилие, но в данном случае целиком поддерживаю Альберта Кузьмича. Ох, зря вы его рассердили! Теперь их кошачье высокоблагородие с усердием примется за ваше воспитание. Через некоторое время будете реверансы делать, декламировать Пушкина и есть паштет с помощью палочек.

Мою речь прервал звонок мобильного. Я вынула трубку и взглянула на дисплей. Номер человека, который решил меня побеспокоить, оказался скрыт.

– Алло, – сказала я.

В ответ не донеслось ни звука.

– Слушаю вас, – продолжала я, – говорите.

В ухо полетели короткие гудки.

Я пошла в столовую. Наверное, кто-то ошибся, попал не туда. Нажал случайно не на ту цифру и решил не извиняться перед посторонним человеком.

Глава 13

– Значит, Тихон Матвеевич подарил Роману Наумовичу квартиру, потому что не знал, как поведет себя после его смерти Юрий? – уточнил Александр Викторович.

Я, сидевшая сбоку от психолога, кивнула.

– Да. Во всяком случае, Моисеенко именно так мне вчера объяснил. Он считал Ткачева своим другом, но никакие личные проблемы они никогда не обсуждали. И вдруг владелец музея попросил хирурга спешно приехать на Бронную и там подробно изложил, как ведет себя Юрий. Заодно сообщил: «Я в последнее время не очень хорошо себя чувствую. Пошел на обследование, и выяснилось, что мне надо срочно ставить в сосуды несколько стентов. Бог со мной, я смерти не боюсь, но что будет с музеем? Едва мой гроб опустят в могилу, как сын, понукаемый алчной женой, начнет распродавать коллекцию, а следом спустит и сами апартаменты, музей погибнет. Антонина прекрасная жена, но она не боец. Поэтому…» Поэтому Тихон Матвеевич попросил своего единственного друга, которого решил сделать юридическим обладателем квартиры на Бронной, не бросать Тоню, когда самого Ткачева не станет.

– Оригинальное решение, – пробормотал Крапивин.

– Не совсем обычное, – отметил Ватагин. – Хотя… По-разному случается.

– Моисеенко не очень обрадовался возложенной на него миссии, – продолжила я. – Он попытался отказаться от подарка, но владелец музея нашел нужные слова для убеждения приятеля. В конце концов они договорились так. Ткачев впервые в жизни поедет отдыхать. Как медик Роман Наумович велел ему подготовиться к операции – пожить недельку на свежем воздухе, поплавать в бассейне, не менее четырех раз в день питаться, ложиться спать не позже одиннадцати. Ну а потом Тихону поставят стенты, и если он благополучно переживет вмешательство, Роман Наумович вернет ему квартиру, в свою очередь подарит ее прежнему владельцу. Если же исход операции окажется печальным, то Моисеенко должен сохранить музей и выполнить все, что задумал Тихон Матвеевич. А планов у коллекционера была тьма. О том, как все началось, то есть появилась коллекция, лучше сами послушайте рассказ хирурга.

Я положила на стол крохотный диктофон. Из него зазвучал голос моего вчерашнего собеседника.