Страсти по адмиралу Кетлинскому

Приказом командира корабля Иванова 24 августа была назначена следственная комиссия «по делу о покушении на взрыв крейсера в 3 часа 20 августа 1916 года». Председателем комиссии назначался военно-морской следователь подполковник Найденов и членами — Петерсен, Ландсберг и Булашевич.

Ведение следствия было значительно облегчено тем, что на борту крейсера, волею случая, уже достаточно продолжительное время находился весьма квалифицированный профессиональный юрист — следователь подполковник Найденов. За время нахождения на корабле и особенно за время своего первого расследования т.н. первого заговора, Найденов уже успел хорошо изучить обстановку на крейсере, познакомиться со многими членами команды, а потому во время следствия по попытке взрыва корабля чувствовал себя весьма уверенно.

26 августа арестованных матросов перевели на берег, в военно-морскую тюрьму.

До назначения этой комиссии Петерсен уже три дня производил допросы и фактически продолжал вести их дальше. Ландсберг выполнял функции секретаря, а Булашевич использовался как специалист-артиллерист. Найденов обобщал материал, формулируя обвинения. Он констатировал следующие факты.

В ночь взрыва дежурными дневальными были матрос Беляев в офицерских проходах, из коих ведет люк к выгородке погреба, тут же дежурили вестовые Борисов и Велькин. В то же время в прилегающих помещениях — кормовом кубрике и церковной палубе — дневалили матросы Шестаков и Захаров, а в машинном отделении Сафонов. Дозорным, проверившим закрытие двери в погреб, был Вешняков.

Комиссия допросила почти весь личный состав корабля, многих подозрительных с «пристрастием и моральным воздействием». Нашлись люди, которые подтвердили все необходимое и подписали заготовленные протоколы допроса.

Следствием было установлено, что в момент взрыва Захаров, Шестаков и Сафонов на своих местах дежурства не были, и в то же время свидетели Пивинский и Редикюльцев показали, что ко времени взрыва в носовом гальюне, наиболее безопасном месте, находились матросы, одетые по форме дневальных, при этом они утверждали, что это были именно обвиняемые.

Тот же Пивинский — кондукторский вестовой — показал, что Захаров и Терлеев при разводке на дневальство неожиданно просили унтер-офицера Бессонова назначить первого — в церковную палубу, а второго — на бон.

Другие матросы подтверждали, что слышали просьбу Терлеева, который учился ездить на велосипеде, что было возможно на боне, но не Захарова; последний давал ложные показания Пивинского, имевшего с ним личные счеты.

Далее Пивинский сообщил, что с 2 часов ночи 20 августа он стал рассыльным и вахтенным на шканцах, спустя 15 минут к нему подошел дневальный Шестаков и, направляясь к баку, сказал: «Я иду оправиться на бак, если кто-нибудь меня позовет, то ты покричи меня», — и ушел.

К 3 часам, по заявлению Пивинского, Шестаков все еще не возвращался, Пивинский хотел послать за ним дневального Захарова, для чего дал в люк две дудки, вызывая Захарова по фамилии, но последний не ответил и не явился.

В палубу Пивинский не спускался и поэтому не уточнил, спал ли Захаров, что бывало со всеми дневальными, или его действительно не было в кубрике.

Матрос Захаров на следствии показывал, что в ночь взрыва около 3 часов утра он заметил матроса в рабочей одежде, который быстро шел со стороны офицерских проходов (места происшествия). Подойдя к шкафчикам шагах в пяти от Захарова, матрос что-то достал из него и быстро пошел по направлению к носу. Решив, что это вор, Захаров незаметно пошел за ним. Поднявшись на носовую надстройку и завернув за боевую рубку, он увидел матроса, расстилающего бушлат и собирающегося спать. Им оказался Княжев. Но на следствии Княжев утверждал, что он сменился с дежурства еще в 11 часов вечера и, взяв из своего шкафчика бушлат и подстилки, пошел спать на носовую надстройку. Оба явно пытались обмануть следствие, причем каждый в свою пользу.

Собранных показаний было вполне достаточно для привлечения виновных к военному суду. Поняв, что положение его весьма опасно, матрос Шестаков начал утверждать, что он возвращался по другому борту примерно в половине третьего и видал Пивинского разговаривающим с караульным начальником Семеновым, а Захаров дремал на посту, лежа на скамейке, и вызова Пивинского не слышал.

Подполковник Найденов восстановил картину организации взрыва в следующем виде. Задолго до взрыва комендоры Ляпков и Бирюков пробалтываются в пьяном виде о том, что крейсер надо пустить на воздух, и этим показывают, что они принимали участие в заговоре.

В ночь взрыва при разводе дневальных унтер-офицер Бессонов, несомненный соучастник, заранее распределил дневальных Терлеева, Захарова и Шестакова на нужные места; гальванер Бешенцев и хозяин погреба Захаров подготовили средства и к трем часам ночи произвели взрыв.

Все участники покушения поэтому до момента взрыва ушли со своих мест на бак, как наиболее безопасное от взрыва место.