Страсти по Фоме - книга 1

Но по тому как отреагировал юноша, стало ясно, что это не совсем так, даже совсем не так. Оруженосец побледнел.

— Граф! — вскричал он, вновь обретая дар речи. — Стыдитесь!.. Скарт убьет Мэю! Вчера вы восхитили двор своим благородным поступком — биться со Скартом, чтобы сохранить ее жизнь, но сейчас!..

На трибунах тоже уже кричали, что пора бы кое-кому дать пинка, чтобы легче думалось. На обеде герой, а на поединке — с дырой?!

Фома лихорадочно искал выход. Нет ничего глупее благородных поступков на следующий день!.. Но еще глупее отвечать за них, не представляя даже, о чем идет речь!..

— Вообще, что за дикость? За что он хочет ее убить? У вас это нормально — убивать женщин? Она ему отказала или что? Я не пойму! — тряс он головой.

Перед глазами вдруг появилось красное пятно. Это помидор съехал от тряски и теперь ошметком висел прямо перед прорезью забрала. Фома с досадой смахнул его, дурной знак! В шлеме запахло гнилым томатом…

Запела одинокая труба. Только сейчас Фома понял, что разговаривал с оруженосцем при закрытом забрале. Сейчас он откроет забрало и оруженосец увидит, что Фома не тот, кто должен драться, не граф, не жених — никто! Мимо проходил! Реквизит нес!

Он открыл забрало и снисходительно улыбаясь наклонился к юноше: на смотри, тетеря, кого вы на бой посылаете!

— Ваше сиятельство, слава богу! — обрадовался оруженосец, словно уже не чаял увидеть родное лицо графа. — Я верил в вас!..

Фома нахмурился: значит, граф это все-таки он.

А оруженосец горячо продолжал:

— Конечно же нужно драться, иначе, Мэя будет замучена в застенках!

Час от часу не легче! Новое дело! Будет он драться, не будет, несчастная Мэя, похоже, все равно попадет в лапы Скарта. Что за жизнь, уже не сдерживаясь, громко выругался он, почему он все время попадает в ситуации, в которых ему не оставляют выбора?

— Одумался, кажись! — засмеялись на трибунах.

— Понял, в какой ощип попал!

— Давай, болезный, чё волынку-то тянуть? Уж все одно!

— Проснись, лыцарь!

— Пасмари, кто в гости едет!..

— Граф! — услышал он встревоженный голос оруженосца. — Вы так и будете стоять?..

На них во весь опор мчался Скарт.

Почему без сигнала, всполошился Фома. Они с ума посходили!.. И тут его прошила молния догадки: избавившись от помидора взмахом руки, он сам дал сигнал к началу поединка. Вот о чем пела одинокая труба!

— Ид-дио-от! — прошипел он, выхватывая копье из рук оруженосца и пришпоривая коня, на размышления, сожаления, а тем более на разговоры времени не оставалось.

— Стойте, граф! — неслось ему вслед. — Копье!

Фома уже и сам видел, что копье не то. Это было ритуальное копье оруженосца на поединке, с такими же копьями стояли и подручные Скарта. Оно было боевым, но более легким, не для рыцарского поединка, а для пешего боя, в столкновении оно не могло принести особого вреда одетому в броню противнику, разве что, лопнув при первой же сшибке, выбить щепой глаз, как это было предписано в катренах Ностродамуса. Но менять что-либо было уже поздно, возвращение выглядело бы бегством.

— Она хоть хорошенькая? — крикнул Фома оруженосцу, не надеясь, впрочем, на ответ.

Стало вдруг легко, сомнения и непонятки остались позади, а впереди была только ясность неизбежного — вперед! Он еще успеет набрать скорость.

Все стихло. Трибуны напряжено молчали, ни смеха, ни улюлюканья. Молчание красноречиво говорило о том, что граф исчерпал лимит чудес и напоролся, наконец, на противника, превосходящего его по всем статьям, а над покойниками не смеются. В гробовой тишине всадники летели навстречу друг другу.

Топот копыт отзывался в груди каждого зрителя синхронным сердцебиением. И этот резонанс создавал удивительную атмосферу связанности всего со всем. Фома почувствовал этот пульс, услышал тысячи мыслей и чувств и понял, глядя вперед, на приближающуюся фигуру, что ему ничего не светит. Он слышал ровную и вместе дикую уверенность Голиафа в своей победе, он видел сам удар — страшный, губительный. И спросил себя, кто он. И ответил — Давид.

В оставшиеся несколько мгновений до столкновения он думал только о том, чтобы слиться с вороным в одно существо, стать кентавром. От этого зависела точность решающего броска. Жеребец, не шелохнувшись, ровно скакал навстречу Скарту. Должен!..

Стадион вздохнул и замер. Дальше все происходило не так как они привыкли видеть.

Не доезжая до противника странный граф вдруг резко выскочил из седла и с диким визгом метнул свое копье в противника. Копье распороло верхушку шлема Скарта и тот проскакал мимо, так и не нанеся своего удара.

Трибуны ахнули, увидев красоту и коварство плана странствующего рыцаря: заманил и бросил!.. Так вот зачем ему было маленькое копье!.. Теперь он возьмет большое и будет на равных со Скартом!.. Они видели своими глазами невероятное, Скарт потрясен! Фома, соблюдая регламент, подъехал к оруженосцу и встал ожидая, что будет дальше.

— Как вам это пришло в голову, ваше сиятельство? — только вымолвил тот.

Он уже не рисковал фамильярничать, называя его графом, Фома снова стал сиятельным. Открыв забрало, он позволил ветерку охладить голову и лицо.