Страсти по Фоме - книга 2

Как только он произнес эту, ставшую уже ключевой, фразу, Фома понял окончательно: перед ним маньяк! Опасный и безнадежный, судя по последней фразе о "кривой". Она уже столько раз "разгибалась" на голове Фомы, что превратила его мозг во взбитые сливки. Ни сардонизм, ни сарказм, ни желчь теперь уже не помогут, здесь поможет только такая фигура речи, как лоботомия.

Фома вскочил и выставил перед собой стул, поскольку других хирургических инструментов для Доктора у него не было.

— Пусть разогнется! — заявил он. — Только на этот раз без меня! И не подходи ко мне! — крикнул он, поднимая стул на удивленное движение к нему Доктора.

— Что с тобой?

— Ничего, выздоровел! — сказал Фома многозначительно. — И поэтому никаких кривых я с тобой разгибать больше не буду!

— А зачем же ты тогда мне помог освободиться? — спросил Доктор, и видя непонимание, пояснил:

— Скрепку зачем в руку сунул? Разве не затем, чтобы бежать?

— Дурак был, — буркнул Фома. — Не хотел, чтоб ты мучился. И надеялся, что ты, наконец, оставишь меня в покое. Видимо, зря.

Доктор кинул взгляд на часы, пробормотал:

— Пять минут, не больше… — И со вздохом взял другой стул, устраиваясь напротив. — У нас всего пять минут, Фома, дорогой, поверь…

— Жаль, что не две, как обычно! — перебил его Фома и тоже сел. — Я подожду, пока они кончатся, хорошо?

Они сидели и разглядывали друг друга с большим сожалением.

— И куда мы на этот раз спешим? — поинтересовался Фома, потому что в тишине его, несмотря на обстановку, клонило в сон.

— В Томбр, куда же еще? — пожал плечами Доктор.

— А, правильно, к Милорду! Тебе еще не надоел этот бред? У меня такое впечатление… не подходи, говорю! У меня такое впечатление, что вы оба с Фимой сумасшедшие и не даете выздороветь мне! Оставьте меня в покое, оба! Я тебя освободил?.. Вот и хорошо, вот и свободен, а меня не впутывай, я устал от ваших переходов и книг!

— Ты хочешь снова в дурдом? — спросил Доктор.

— А ты меня куда тащишь, в оранжерею? — спросил Фома. — Ты же тащишь меня туда же — в дурртомбр! Так какая разница — ты, они?.. Вы все меня, блин, туда тащите!.. Но я уже выздоровел, Доктор и в вашем сумасшествии участвовать больше не собираюсь!

Он отчеканил это по слогам, громыхнув напоследок стулом. Доктор хмыкнул.

— Ты же знаешь, без тебя я не уйду!..

Он встал со стула.

— Не подходи!.. — Фома был готов драться до последнего…

Но у Доктора не осталось времени на развлечения. Он только молнией выбросил руку в сторону Фомы и тот, не почувствовав боли, понял, что теряет ориентацию вместе с равновесием. Через секунду он сидел на том же стуле, а Доктор его быстро переодевал.

— Закрой глаза, — сказал он.

— Щас! — пообещал Фома. — Вот только попробуй меня ударить! — пригрозил он, хотя сделать ничего не мог, как куль восседая на стуле. — И не заходи мне за спину!

— Ну, смотри! — хмыкнул Доктор.

Вся жуть перехода обрушилась на неподготовленного Фому, силовые линии пространства рвали его тело настолько зримо и безжалостно, что он закричал (как он это делает, гад?) и невольно закрыл глаза. Будь, что будет, но не видеть этого…

В полной тишине зазвучала какая-то дикая музыка и похабный визгливый голос спел: "Люблю я Маньку, ах она каналья! Люблю ее и больше никого!" Возможно, гуляли соседи. Потом стало холодно, потом вообще никак.

В главный город Томбра Ушур Доктор и Фома попали как раз к большому празднику Тара-Кан, длящемуся несколько дней и ночей, если кто их мог различить. День и ночь были почти одинаково угрюмы в зловещем инфракрасном излучении здешнего неба. Светила, как они с Доктором ни старались, найти на тусклом небосклоне им не удавалось, говорили, что оно появляется, но редко.

— Хаос, — ворчал Фома, — ни весны, ни лета, ни дня, ни ночи. Дурдомбр! Как ты это делаешь, сумасшедший?

И во весь голос декламировал Джона Донна:

— Солнце пропало, земли не видать

И разум не скажет, где нам их искать!

Разум, на самом деле, долго кричал, что он не будет играть в такие игры, что это бред и что он не верит, потом сказал, что берет отпуск имени ступора, и обиженно замолчал. Успокоился и Фома, потому что во всем остальном изнанка мира ничем не отличалась от лицевой его стороны. Те же люди, тот же растительный и животный мир, только флора несколько более чахлая и дикая, а фауна, не в пример, монстрообразна. Да еще проблемы со сменой дня и ночи, но к ним можно было привыкнуть, как к полярной ночи, тем более что холод стоял все время собачий.