Страсти по Фоме - книга 2

— А какая разница? Неужели автор не знает того, что знает главный герой?

— В том-то вся и штука этой книги, что главный герой знает, а я — нет. Боюсь, что я не являюсь автором в том смысле, который вы вкладываете в это понятие.

— Уж не хотите ли вы сказать, что автор — герой книги?

— Вы мне подсказали интересную мысль. Во всяком случае, не я.

— Ну, а если серьезно, чем закончится роман?

— Роман закончен. Вы этого не заметили?

— И чем же он закончился?

— Дырой, как и все.

— Как Лилгва? — обрадовался уже знакомый, немного истошный голос.

— Да он смеется!

— А как же встреча с Милордом?

— Что станет с Ассоциацией?

— Действительно, во всем виноват Лоро?

— Лоро?.. — Фомин стоял под градом вопросов. — Я не понимаю, причем здесь Лоро?

— Но вы же автор!

— Мне кажется, я не вправе даже фантазировать на этот счет.

— А переход — это состояние физическое или психическое?

— Как можно делить в пучке энергии? Переход это переход и перейти можно только целиком. Я не знаю, что такое физический переход.

— Значит, психический?

— Даже те, кто оказались в психиатрической больнице вряд ли могут похвастать чисто психическим переходом туда…

— Да, потому что они либо сами пришли, либо их привезли сюда! Физически! — раздался громкий голос за спиной Фомина.

Это был Ефим.

— На самом деле мы все время совершаем переходы туда-сюда, только не отдаем себе отчета в этом, не правда ли, Андрей Андреевич?..

— И многие до сих пор не отдают себе отчета в том, где находятся! — громко сказал Ефим в темный зал. — И какой переход они совершили! И главное зачем?.. Одни скрываются от армии, другие — от тюрьмы или жены, но…

По его знаку в зале включился свет и Фомин увидел немногочисленую публику, все как один в светлых рубахах с длинными завязанными рукавами, многие из них, действительно, совершили этот «переход», чтобы избежать другого. Ефим, тем временем, продолжал:

— Но есть и такие, кто косят просто так, в силу своей, так сказать, артистичности, потому что не могут иначе. Потому что сходить с ума и сводить других самое милое для них занятие! Низкий поклон вам, Андрей Андреевич, за ваше сумасшествие и доклад о нем!

Ефим картинно поклонился Фомину в ноги, чуть ли не подметая длинными волосами пол. Потом обратился в зал:

— Я думаю, что мы горячо поблагодарим нашего автора за то, что он продолжает сводит нас с ума, за то, что не дает нам опомниться и продолжает нести свою межгалактическую правду-матушку!

В зале захлопали, засмеялись, попробовали поклониться, как Ефим, но, как это водится у сумасшедших, только поразбивали лбы о передние кресла. Вой, раздавшийся вслед за аплодисментами, привлек санитаров и они по одному стали выводить читателей «Фомы» из зала.

— Вот так у тебя все время! — заметил Ефим. — Тебе ничего, а люди, поверившие тебе, пошедшие за тобой, разбивают себе лбы!.. Ты как?..

Он заботливо посмотрел Фомину в глаза.

— Что как?.. Зачем ты все это устроил?

— Мой милый Фома!.. — Ефим приобнял Фомина и жестом пригласил прогуляться по скрипящим доскам помоста: прошу!..

Свет в зале чуть-чуть приглушили и они оказались одни на ярком свету сцены, как Сократ со своим даймоном, если не считать, конечно, последних истошных криков, вышедших из себя и выводимых из зала читателей. Кто-то из них кричал, что сейчас же, немедленно, перейдет Черту и тогда, вашу мать, уже никто!.. Договорить бедолаге не дали подолом его же покаянной рубахи.

— Так о чем это я?.. — Ефим задумчиво посмотрел на последнего буйного в проеме дверей.

— Да! — подтвердил Фомин, скидывая руку Ефима со своего плеча. — Хотелось бы услышать.

— А!.. О тебе же! Что мне с тобой еще делать, ума не приложу? Бредить ты вроде перестал. Перестал отождествлять свое проклятое прошлое с собственными фантазиями. Мы разобрались с Доктором и другими персонажами твоего романа, но улучшения — кардинального! — на что я очень надеялся, не наступает. И вот что мне приходит в голову…

Ефим прошелся по сцене, остановился напротив Фомина и прищурился.

— Может быть, тебе все-таки продолжать свою книгу, а? И из издательства звонят, говорят, караул, ты в планах! Опять же гонорар. В некоторых магазинах подписка даже объявлена на второй и третий тома.

— Но ты же сам говорил, что это больные фантазии!

— Вот именно! Но ты от них не избавился. Это сидит в тебе и держит в пограничном состоянии, ты не можешь выздороветь до конца. А если ты будешь писать…

— Но о чем?

— О чем и раньше писал. Ну, например, о выходах, о том, что там, за Чертой, о своих встречах с Говорящим, наконец. Не криви рожу, я повторяюсь только потому, что все больше убеждаюсь в том, что именно это тебя и держит. Отпусти себя, не зажимай…

— Да я устал от этого! — взмолился Фома.

Ефим вдруг резко повернулся к нему, воздел обе руки и лицо вверх, словно вопрошая и жалуясь одновременно.

— Он устал, господи! Он, видите ли, устал! Караул, еб твою мать, матросский!.. А я?.. Я что — не-ус-та-ю?! А?! Не-ет?! — уже орал он под колосники.

— Ну, что мне с ним делать, а, Господи?! — возопил он, и вдруг успокоился, словно получил ответ.