Страсти по Фоме - книга 2

Трибуны ровно гудели. Петь уже перестали. Появление графа было встречено, скорее, радостно, чем враждебно, но радость эта была по поводу того, что он вообще появился, не отказался. Мог бы, поняли. В воздухе носилось осознание того, что поединок утратил черты ритуальности, своим дерзким вызовом Фома словно прочертил линию, за которой только смерть.

Еще одна Последняя Черта, хмыкнулось в голове помимо воли.

Медленно труся на вороном по проторенной дорожке, граф достиг места, указанного помощником герольда. За ним внимательно наблюдали, как за диковинным животным, громко обсуждались его шансы. Он слышал, что они невелики, скорее даже ничтожны. Никто не сомневался, что он обречен. Впрочем, это его совершенно не трогало

Пронзительно зазвучали фанфары. Выезд Милорда. Верховный не изменил своему стилю — доспехи его были кованы из черного металла, рогатый шлем и черный с фиолетовым плюмаж на нем. Выступал он на прекрасном иссиня черном, как когда-то Скарт, жеребце, но конь Скарта казался битюком по сравнению с этим красавцем.

Восторг по поводу выезда Милорда потихонечку унялся и началась церемония представления. Она была короткой. Князь в представлении не нуждался, были перечислены только его титулы и сказано, что обладатель их не ведает поражений, представление же графа было коротким — те пять-шесть побед («поле» не считалось), которые он успел одержать здесь, не заняли в перечислении и минуты.

С высокого помоста зачитали условия поединка. Сводились они к одному: коль скоро граф, нарушив все условности и традиции, сам дерзнул вызвать Верховного, то поединок будет продолжаться до тех пор, пока Милорд не сочтет себя удовлетворенным.

Рев трибун показал, что этого ждали. Итак, рыцарь Белого Ключа будет убит… Жаль, конечно, славный воин, но зачем же фамильярничать? Попросил бы смиренно, вышибли бы тебя из седла и жизнь удалась — жри «зигзаг» с драконьими яйцами!.. А так, что же получается?.. Не-ет, братец, надо отвечать за свои поступки!..

Одиноко и тревожно запела труба — сигнал подан. Противники разошлись по исходным. Короткий, петушиный вскрик той же трубы и — началось!..

Милорд, словно смерч, выворачивая огромные куски земли копытами своего жеребца, рванул на Фому, но и Фома не мешкал, стремясь набрать скорость. Кони так яростно терзали полотно арены, что за ними стоял черный шлейф земли только что убранной и утрамбованной площадки. За какие-то несколько мгновений противники покрыли расстояние в сто ярдов между ними, и стадион судорожно вздохнул, видя, как они безжалостно столкнулись.

Удар Милорда был настолько силен, что Фоме показалось, у него оборвались внутренности. Только в последний момент он поймал равновесие и удержался в седле и теперь смотрел на обломок своего копья, как на что-то совершенно непонятное. Он не знал, дошел ли его удар до цели, судя по копью — да, судя по Милорду — нет.

Поменяв копье, он подал знак, что готов и они снова ринулись друг на друга. На этот раз удара Верховного не выдержал и щит, он разлетелся вдребезги, как стеклянный, а Фоме показалось, что он поймал на грудь пушечное ядро. Его отбросило на круп лошади, но он чудом остался в седле. Ударил ли я, гадал он опять, чувствуя, как в голове сгущается тяжелый туман.

Милорд не оставлял шансов. В сущности, после таких ударов, по всеобщему мнению, Фома должен был лежать где-нибудь в километре от ристалища и благодарить бога, что не сгорел по пути. Поэтому трибуны озадаченно и восхищенно гудели, двух ударов не выдерживал никто, а этот еще и отвечает!

Третий удар!.. Он не чувствовал тела, как не чувствуют место ушиба в первый момент, в руках у него опять оказался обломок от копья. «Откусывает он их, что ли?!» — взбешенно подумал он.

Еще одно столкновение…

Доктор видел, как избивают Фому, как его тело, словно большая тряпичная кукла, даром, что в доспехах, болтается в седле. Милорд наносил удары, после которых и выжить-то было проблемой, но Фома, опрокидываясь и взлетая над крупом, все же умудрялся оставаться в седле. Оставалось только гадать, сколько он еще продержится.

На трибунах заключали ставки на каждый удар, любой из них мог оказаться последним для графа. Пятый? Шестой?! Седьмой?!! Напряжение возрастало.

«Не выдержит, — сжимал губы Доктор. — Неужели, все снова? Опять?.. С кем?..»

— Дав-вай! — закричал кто-то рядом с ним.

И Милорд вытащил меч. Он был устрашающего размера. Такого еще не было, сколько себя помнили томбрианцы, Верховный всегда обходился копьем. Вообще, все было в первый раз и публика задыхалась от восторга, блаженства и еще черт знает чего!

— Ну, теперь ему конец! — произнес рядом тот же голос, что требовал «давая», и в нем было сожаление, что такой праздник кончился.