Митя быстро пошел прочь, не оглядываясь. Мало ли. Он ведь случайно сюда зашел, ноги как-то сами свернули не к своему дому, а через дорогу, через несколько дворов, и вот, привели сюда…
Дома, когда он переодевался, Филипп зашел к нему в комнату, прикрыл дверь.
– Есть хочешь?
– Хочу.
– Очень?
– Очень.
– И я хочу, но еще больше хочу с тобой поговорить.
Филипп сел на кровать сына, погладил покрывало, на котором был изображен тигренок. Со временем мордочка его стерлась, выстиралась и стала расплывшейся, невнятной, а Митя отлично помнил, как в детстве побаивался этого тигренка, у него были такие злые глазки, воинственно открытый рот, в котором видны были острые, сильные клычки, толстенькие упругие лапки, которыми он норовил ночью прыгнуть на грудь маленькому Мите…
– Сынок, ну что, едешь, значит? Мать документы вроде получила, визу тебе дали…
Митя вопросительно посмотрел на отца. Он не понимал его тона. Если бы отец по-прежнему был против, он бы мать в консульство не отпустил. Та никогда ничего не делает без согласия и полного одобрения Филиппа. Тем более у нотариуса согласие им вдвоем надо было получать, значит, точно согласен…
– Надо ехать, батя, да?
Филипп ухмылялся.
– Надо-то надо, тебе ж в музыкалке сказали – езжай, тем более, раз почти бесплатно… Но я о другом…
– Да, батя?
– Ты ж там с ней вдвоем, считай, окажешься…
Митя почувствовал, что краснеет.
– Нет, там будут еще дети… С преподавательницей… Ансамбль едет, народных инструментов…
– Народных, говоришь… – Отец так смотрел, как будто бы знал о нем все, даже то, что Митя не понимал или тщательно скрывал сам от себя. – И как ты там собираешься с ней общаться?
– Не понимаю.
– Зато я тебя понимаю, Митрофан Филиппыч… Ох, как я тебя понимаю.
– Правда, батя? – спросил Митя, на самом деле не понимая, к чему отец клонит.
– Понимаю, как никто. Еще бы! Девчонка она яркая, ноги длинные…
– Батя, она… – Митя не нашел слов, смутился.
Филипп засмеялся и прижал к себе лохматую голову сына.
– Постричься надо, а то ты как девочка у меня.
– Хорошо, батя, постригусь.
– Я понимаю, что она тебе нравится. Она многим нравится, наверняка. И тебе льстит, что и ты ей нравишься – вроде как… Я пока все правильно излагаю?
Митя молча кивнул.
– Во-от… Но, знаешь, сына, сколько еще баб и девок у тебя будет? Нет, ты даже не знаешь. Будешь в именах путаться! А нужна – единственная, понимаешь?
– Понимаю…
Почему-то, когда отец говорил о единственной, у Мити невольно вставало перед глазами лицо Эли. Мальчик тряхнул головой. Отец не так понял его движение и дал ему легкий подзатыльник.
– Что, недоволен моими словами, щенок?
– Доволен, батя…
– То-то же!
Филипп сгреб сына в охапку, крепко-крепко прижал к себе, так что Митя слышал, как тяжело, неровно бьется сердце отца.
– Как сердце, батя?
– Как может быть мое сердце, сына, если мой единственный сын собрался свернуть со своего пути. И из-за чего! Из-за кого! Из-за случайной бабы! Тебе надо учиться, а не с девками по дворам гоняться! Учиться, готовиться к экзаменам, играть, играть, пока само все не будет получаться, по шесть, по восемь часов играть! И всю энергию – только в учебу, только в виолончель. Женщины отнимают энергию, сынок, поверь мне, я-то уж знаю! А как попробуешь – понесется, себя не остановишь! Тебе сейчас вообще об этом думать не надо! Только учиться! Только учиться! И если ехать туда с ней, то только для того, чтобы ей показать – ты сам по себе, у тебя звездный путь, она не должна тебе мешать, пусть усечет это!
– Батя… – Митя все-таки заставил себя посмотреть в глаза отцу.
– Что, сына, что? Ты не понимаешь… Ну, хорошо. Давай по-другому. Если она действительно твоя женщина, необязательно тебе с ней сейчас крутиться, когда у тебя и без нее забот хватает. Если твоя – она тебя дождется. И ты придешь к ней победителем! Конечно, если она еще нужна тебе тогда будет.
Она нужна сейчас, но как сказать об этом отцу? Язык не поворачивается, стыдно и жалко это звучит. Митя молча смотрел на отца.
– Придешь, и она ахнет. И всё – твоя будет! Она поймет, кого потеряла… То есть… – Филипп почувствовал, что слегка запутался, и пихнул Митю в бок. – Фу-ты, кости одни! У мужика должно быть мясо! Есть надо больше! Опять кашу утром не доел. Вся сила – в пшене!
– Батя… А если она ждать меня не будет?
– Не будет? – захохотал Филипп. – Ждать не будет? А на кой ляд она тогда тебе нужна, а? Пусть всю жизнь ждет, пока ты не добьешься своего и не придешь к ней!
– Нет… – Митя покачал головой, с ужасом чувствуя, что может расплакаться. Вот этого отец точно не простит. – Сейчас, подожди… – Пряча глаза, он попытался встать.