Страсти по Митрофану

– О, вот, кстати, и родаки… Что-то рановато они. Наверно, на тебя посмотреть примчались. Отпускать меня с тобой в Латвию или не отпускать.

– Меня вот батя отпустил. – Митя поднял на Элю глаза. – Сказал, мне полезно будет.

– А сам как – хочешь ехать?

Митя пожал плечами и отвернулся, Эля не увидела выражения его глаз. Как понять, нравится она ему или нет? Если нравится, то он это никак не проявляет. Иногда она ловит его быстрый взгляд, иногда что-то проскальзывает в ночных письмах, точнее коротких вопросах-ответах, которыми они обмениваются.

«Спишь? – Нет. – И я – нет. Завтра рано в школу. – И мне. – Не видела тебя сегодня в школе. – Разминулись. – У меня новая песня, пою в субботу, придешь? – Нет. – Почему? – Занят. – Жаль…»

Иногда эти разговоры бывают веселее, иногда еще короче.

«Спокойной ночи. – Доброй ночи. Подожди. – Что? – Ничего. Я спать. – А что ты хотел сказать? – Ничего. Потом скажу. Важное скажу, но не сейчас».

Потом, перечитывая ночные разговоры, Эля удивлялась, где же это проскользнуло – ведь тогда, ночью, она точно чувствовала – что-то такое было, что-то, от чего начало стучать сердце, от чего радостно было засыпать и просыпаться завтра утром, ожидая чего-то очень хорошего от встречи с Митей… Но ничего такого в словах, оказывается, и не было! Как же, где это проскользнуло? В невидимом эфире, в тайных нитях, соединяющих людей, заставляющих их в одно и то же время писать друг другу. Открываешь контакт, и мгновенно вспыхивает его значок – взяли телефон одновременно, одновременно подумали друг о друге…

– Я домой… – Митя стал убирать виолончель в футляр. – Скажешь мне, где остановка.

– Да ты что! Ни в коем случае! Будем обедать.

– Нет, я не буду. Я есть не хочу. Мне домой надо. Меня ждут.

Эля видела, что Митя отчего-то растерялся. И даже рассердился.

– Ты боишься встретиться с моими родителями?

– Нет. – Митя постарался как можно независимее пожать плечами. – Отчего бы это? Ничего я вообще не боюсь. Просто не хочу. Порепетировали и – всё. Я уезжаю.

– Хорошо, – сдалась Эля. – Как хочешь. Но только с родителями все равно придется поздороваться.

– А другого выхода нет? Только главный?

Эля внимательно посмотрела на Митю, чтобы убедиться, что он не шутит.

– Ведь в таких домах, как у вас, всегда есть какой-то черный ход. Для прислуги… – Митя осекся, как будто сказал что-то неприличное.

– Да, у нас есть прислуга, – спокойно пожала плечами Эля. – Потому что дом огромный, с ним не справишься. И мама работает семь дней в неделю. И действительно есть еще одни ворота, точнее, дверь. Вот ты даешь!

– Почему твоя мать работает семь дней в неделю? – спросил Митя.

– В смысле? Как почему? Потому что это их дело, они этим живут.

– Я купил вчера ваш хлеб. Вкусный. Бате принес. Ему тоже понравился.

Митя не стал говорить, что дальше сказал отец по поводу занятия Элиных родителей, что ему это совсем не понравилось.

– Ты всегда так говоришь, как будто у тебя нет матери. Только об отце.

– Почему? – пожал плечами Митя. – Просто мы с ним друзья.

– А мы с тобой – друзья? – спросила Эля. Она бы, конечно, задала другой вопрос, но не решилась.

Митя искренне улыбнулся.

– Друзья, конечно. Если ты не против.

– У мальчиков с девочками разница пять-семь лет. Так что твоя невеста учится сейчас в третьем классе, имей в виду, – лукаво ответила Эля. – Или даже в первом.

– Я не собираюсь жениться! – твердо объявил Митя.

– Никогда?

– До сорока двух лет.

– Почему именно до сорока двух?

– Элька! Вы где? Наверху? – Она услышала веселый голос отца. – Спускайтесь! Мы рыбу привезли, сейчас Алина Константиновна пожарит. Сом шикарный, с усами! Спускайтесь, посмотрите, пока ему усы не обстригли! Эй, молодежь! Вы где там? – зычный баритон отца раскатывался по всему дому.

Митя побледнел.

– Я хочу уйти через заднюю дверь.

– Нет.

– Да.

– Почему?

– Я… Я не могу объяснить.

– Сбегаешь?

– Да. Считай так.

– А в Латвию поедешь?

– Да, наверно. Я пойду, покажешь мне куда?

– Ну, ты даешь! – Эля покачала головой. – Представляю, как я это буду родителям объяснять.

– Скажешь, что я трус?

Эля посмотрела на мальчика. Он стоял так близко, она видела родинку около уха – никогда раньше ее не замечала, каштановые растрепанные волосы приятно пахли – это точно был запах его волос, она его уже знала, наверно, моет голову каким-то особым шампунем, видела ссадину на подбородке (интересно, где он так ударился?), видела, как бьется венка на шее, могла бы провести по ней пальцем, чтобы она перестала биться, быстро, тревожно… Но она видела и то, что Митя был сейчас очень далеко от нее. Наверно, мыслями уже был дома, со своим отцом, который для него важнее всего и всех. А как иначе это все объяснишь?

– А если я передумаю ехать? – спросила она.

– Значит, не поедем. Только жалко, мать столько с визой и разрешением промаялась…

Непонятно, как с ним разговаривать. Непонятно, что он на самом деле думает и чего хочет. Непонятно, как он к ней относится. Непонятно на самом деле, почему он уходит.

– Ну, – Федор весело потер руки и пропел по-итальянски: – Sono il factotum! Della città! Della città! Показывай!

– Что? – вздохнула Эля.