Страсти по Митрофану

Ему – не больно! Он – вообще привык все терпеть! Любую боль! Его отец порет с раннего детства, и он привык жить с синяками, с ссадинами, с болью, его боль не пугает. Его пугает другое. Лучше это не формулировать, лучше не впускать в себя страх, тоску – это гораздо страшнее физической боли. Понимает она это? Может, и понимает, у нее такие глаза, что, скорей всего, понимает. Сколько раз он рисовал эти глаза… У него только красок нет. А надо бы попробовать в цвете – вот такие, какие есть, жемчужно-серые, иногда светлеющие, иногда загадочно отливающие зеленым, темнеющие в синеву, когда она сердится, так хочется уловить и передать этот цвет…

Эля поймала Митин быстрый взгляд. Почему он так доверчиво на нее смотрит? Вот когда он грубый, циничный, она может повернуться и уйти. Но когда он так хлопает ресницами, так искренне и смущенно улыбается, она может простить любую грубость и глупость. Он не грубый и не глупый, он просто не знает, как себя вести, и от смущения ведет себя вот так. Он – старше на год, но иногда Эле кажется, что она старше его на несколько лет. Это правда – мальчики развиваются по другим законам, медленнее.

– Мить…

– Ч?

– Да нич! Нормально можешь разговаривать?

– Могу, – неожиданно мирно сказал Митя. – Прости меня. Я… Очень все неожиданно. Очень всего много. И вообще. Я не наелся.

– Пойдем в номере чай попьем, у меня с собой курабье есть.

– Ваше?

– Наше, – засмеялась Эля. – А что, наше не будешь?

– Буду, – вздохнул Митя. – У вас вкусное курабье. И вообще все вкусное. Только… Давай в коридоре. Там такой столик стоит у окна. Вот, выноси туда печенье. А я воду принесу, у меня в номере есть бутылка воды.

– У меня тоже есть вода… А почему… – Эля стала спрашивать и осеклась. Как-то она поняла, почему Митя не хочет заходить. И сама смутилась. – Ладно, давай в коридоре. Засмеют нас, но ладно.

– Засмеют? Не-а, тогда не надо. Тогда потерпим до ужина. Сколько осталось?

– Три часа, – вздохнула Эля. – Около того. Терпи. Есть надо было в ресторане, а не выпендриваться.

Открытие фестиваля произвело на Митю огромное впечатление. Эля понимала, что для него это все внове, она-то уже много лет принимает участие в десяти-пятнадцати конкурсах и фестивалях в год, а Митя первый раз вышел на сцену в мае этого года, в музыкальной школе, играл вместе с малышами на концерте класса виолончелистов. Для него юношеский фестиваль в Европе – это целое событие.

На открытие Митя неожиданно надел свою соломенную шляпку, с красной ленточкой.

– Мить, а точно нужно шляпу надевать? – аккуратно спросила Эля.

– Точно! – ответил Митя и неуверенно взглянул на свое отражение в высокой двери концертного зала. – Я с батей советовался сейчас, как одеться!

– Ну, если с батей… – вздохнула Эля.

К ним подошел Никита.

– Ребят, выступать будете сейчас? Или прибережете все для конкурса?

– Почему? – улыбнулась Эля. – На конкурсе у нас одно, а сейчас я спою маленькую песенку, Митя сыграет.

– Подыграю! – объяснил Митя. – Эля у нас ведет, а я подыгрываю. Вот так… – Митя показал руками в воздухе, как он играет на виолончели. – Две ноты – ре-ми… ре-ми… Тоскливенько так, заунывненько…

– Мить… – Эля осторожно погладила мальчика по спине. – Успокойся, пожалуйста, все хорошо!

– Я спокоен! – дернулся Митя.

Никита слегка ухмыльнулся, наблюдая их перепалку.

– Всегда интересно смотреть, как общаются брат и сестра, у которых такая маленькая разница.

– Я не… – начал Митя, и тут их позвал распорядитель:

– Теплакова! Подойдите, пожалуйста, со своим партнером, микрофон нужно для виолончели выставить!

– Хороший парень, – неожиданно сказал Митя, когда они отошли к сцене. – Скажи ему, что мы не брат и сестра.

– Сам скажи, – пожала плечами Эля. – Ты играть в шляпе будешь?

– А ч? Не надо?

– Нет, играть в шляпе точно не надо. Так ходи, если хочешь. Вон есть еще как раз пара таких же, как ты, модников…

Митя растерянно огляделся.

– А если у меня рука затрясется на конкурсе, что делать?

Эля засмеялась.

– Снять штаны и бегать, Митя! Не затрясется! С чего бы она должна затрястись? Ну, не трусь!

– Я?! Я не трушу… Я просто все детали продумываю… Мне батя сейчас сказал – все продумай, все спроси у нее, что и как, она же лучше знает…

Эля только руками развела. Ну что с ним делать! Иногда разговаривает, как десятилетний мальчик! А так со стороны посмотришь – и не скажешь – негромко что-то говорит ей, такая загадочная улыбка, томный взгляд, красавец… А он спрашивает, что делать, если у него затрясутся руки…

После открытия к ним сразу подошел Никита, который все переговаривался то с одним устроителем, то с другим, снимал церемонию, знакомился с разными музыкантами.

– Идем? Здесь недалеко.

– Мне виолончель отнести надо… – забеспокоился Митя. – Я же не пойду в клуб с инструментом…

– Неси, а мы с твоей сестрой тебя подождем в сквере около концертного зала, идет? Найдешь сам дорогу? Я ее поснимаю, свет сейчас очень хороший. Эля, ты не пробовала работать моделью? У тебя идеальная внешность – со всех сторон можно снимать.

Митя внимательно посмотрел на Никиту.

– Послушай, она мне не сестра.