Митя посмотрел на Элю, которая для такого случая оделась необычно и стала похожа на веселую девчонку из какого-то американского фильма – рваные джинсы, свободная рубашка, под которой так приятно обозначается ее круглая грудка, – можно даже специально не смотреть, видно с любого ракурса, манит, зовет, дразнит, – убрала волосы в пышный хвост и надела на руку большой оригинальный браслет – кружевной, с белыми кожаными вставками и густо-медовым янтарем.
– Можно посмотреть? – Митя как можно небрежнее взял девушку за руку. – Хорошая вещь. Авторская?
– Наверно, – засмеялась Элька. – Вчера купила, по дороге из Мариенхоффа, ты не помнишь? Останавливались у открытого киоска на улице. Как раз потратила те шесть евро… Неужели совсем не помнишь? Ну да… Ты же на меня обижался и вообще был не в себе…
Митя опустил голову.
– Ладно, я ведь уже извинился. А если нас кто-то увидит?
– И что? Елена Самуиловна тоже на улице пела.
– В Риге?
– В Кельне! Лет двадцать назад, правда…
– Такая вроде приличная женщина… Ты уверена, что это не стыдно?
– Если не думать о деньгах – нет. О том, что нам как будто милостыню подают, тебя это смущает?
– Но мы же для денег будем петь и играть…
– «У Ку-урского вокза-ала стою я, молодой, пода-айте, Христа ради, черво-онец золотой!..» – пропела Элька, смеясь. – Считай, что нам больше негде выступать. Так ведь бывает? И тогда музыкант идет на улицу и играет. Весь город – одна большая концертная площадка, везде люди.
– Ладно… – с сомнением ответил Митя. – Посмотрим, что нам эти люди скажут…
В небольшом переулке, где они расположились с виолончелью, к ним почти сразу подошел человек в хорошем добротном пиджаке и сказал:
– Izkļūt no šejienes!
– Простите, что? – спросила Эля.
– А! – совершенно недоброжелательно хмыкнул мужчина и повторил по-русски: – Встали и ушли отсюда.
– Почему? – Элька взглянула на Митю, который замер от этих слов.
– Потому. В другое место идите.
– Хорошо, – пожала плечами девушка. – Свои какие-то законы, наверное, – объяснила она Мите. – Ничего страшного.
– Первый зритель был явно не наш… – пробормотал Митя.
Они увидели, как из окна второго этажа им погрозил кулаком пожилой человек, переглянулись, Элька засмеялась, они прошли в соседнюю улочку. Там было несколько открытых салонов и кафе, на улице были выставлены картины, сувениры, стояли столики.
– Давай здесь. Сначала итальянскую, потом три русские, потом нашу конкурсную. Как вчера репетировали, хорошо? Ну и потом еще что-то, я спою а капелла, ты один сыграешь, а потом снова, все то же, по кругу.
Митя, не очень довольный, кивнул.
– Вообще я бы обошелся без еды и без денег. Прекрасно можно раз в день есть, а остальное время обходиться хлебом. Обещали, кстати, два раза кормить…
– У них кризис! Только на завтрак и на праздничный фуршет денег наскребли, как видишь! – засмеялась Элька. – А я без еды не могу. Я все время есть хочу. У меня много энергии, мне надо есть.
– Странно, такая стройная девушка…
– И ест? Ты думал, я ангел бестелесный, вообще ничего не ем? Питаюсь эфиром и мечтами? Кстати, помнишь, у нас в классе есть Костик?
Митя нахмурился:
– Не помню. Зачем мне он? И что этот Костик?
– Не помнишь? Высокий такой, худенький, с глазами голубыми по ложке… Ну не важно. Так вот он вообще всегда ест. Как приходит в школу, начинает есть, и ест, ест…
– Он с родителями живет?
– Конечно!
– Они его не кормят?
– Кормят, но у него мозг постоянно требует пищи. Просит еды, кто что принес, у меня все съедает, если я отвернусь…
– Я думал – он за тобой всегда плетется! А он просто любит ваши фирменные булки! Мозг… Не похоже, что у него вообще есть мозг…
Эля лукаво взглянула на Митю:
– А говоришь, не помнишь… Ладно. В общем, я к тому, что я тоже все время хочу есть.
– Художник должен быть голодный! – упрямо сказал Митя.
– И влюбленный! – засмеялась Эля. – Ладно, не забалтывай меня. Давай, начинай.