Страсти по опере

Очень памятен мне поставленный Маргаритой Вальманн спектакль в Монте-Карло, который я пела с Джузеппе Джакомини, одним из лучших драматических голосов эпохи и… чуточку сумасшедшим! Дирижировал тем спектаклем Пинхас Штайнберг, главный дирижер Vienna Symphonic, который когда-то был первой скрипкой в Берлинском филармоническом оркестре при Караяне и всегда говорил, что всему научился у него, сидя на первом пульте.

Так вот, после генеральной Штайнберг сказал, что Джакомини пел просто божественно и что лучшего исполнителя роли Отелло ему представить трудно. У Джакомини был грандиозный голос с баритоновыми красками от низа до самого верха, но… на премьере он был не в лучшей форме. Мол, этот дым в сцене бури вызвал у него аллергию. А Пинхас мне сказал вполголоса: «Он всегда гениально поёт генеральную, а потом — непредсказуем…»

А очень красивый спектакль, который я пела в Metropolitan в очередь с Рене Флеминг и Кэрол Ванесс, был поставлен самим Франко Дзеффирелли. Дирижировали Джеймс Левайн и Валерий Гергиев. Отелло пел Владимир Атлантов, Яго — Сергей Лейферкус и уже совсем не молодой, но невероятно яркий премьер Мет Шерилл Милнз. Публика валила валом, билеты расхватывались мгновенно, и дирекции пришлось добавить ещё несколько представлений…

Вспоминается ещё дивное концертное исполнение «Отелло» в Бордо — снова с Владимиром Атлантовым, с Аленом Ломбаром и Джоном Фьори за пультом. Это были феерические вечера… Не было ощущения semi-stage, полусценической версии — на сцене была полноценная драма при достаточно статичном поведении исполнителей. Но пафос трагедии Шекспира-Верди был явлен в полной мере…

И ещё одно исполнение очень памятно — с Франко Бонизолли в Большом зале Московской консерватории. Вот это голос, вот это личность! Его сумасшедшинка, экзальтированность в третьем акте просто сшибали с ног! Дикий взор, невероятная энергия голоса, фантастическая риторика носителя языка, градус драматической подачи — невероятно, страшно, мощно!

И сама опера «Отелло», и партия Дездемоны справедливо причисляются к величайшим достижениям Верди. Но по какому-то странному стечению обстоятельств оперные театры предпочитают видеть в своём репертуаре «Риголетто», «Трубадура» и «Травиату».

Как вы думаете, в чём тут загадка?

Красива. Своенравна. Свободна!

Не буду скрывать — Недду из «Паяцев» я обожаю. И мне немного обидно, что её творца, Руджеро Леонкавалло, до сих пор многие считают тем, что обычно зовётся «one opera man» — творец только одной оперы. И, добавит кто-то, одного-единственного шлягера — знаменитого «Рассвета».

Для меня сотворённая им Недда — как минимум очень яркий и даже наделённый феноменальными — без преувеличения! — чертами персонаж оперной литературы. Если угодно, это миниатюрная Кармен. Или Земфира. Именно такой я всегда себе её представляла: и эстетически, и драматически, и вокально. Именно такой её и написал Леонкавалло. Ему поистине на роду написано было стать оперным композитором — его мать, Вирджиния д’Ауро, происходившая из богемной неаполитанской семьи скульпторов и художников, была крестницей самого Гаэтано Доницетти!

Доктор литературы из Неаполя

В России Леонкавалло по-прежнему знают очень мало, значительно хуже его коллег по «веристскому» музыкальному цеху. Не издана его автобиография, не существуеь даже сколько-нибудь основательной книги о нём. И мало где можно прочесть, что и Пьетро Масканьи, и Джакомо Пуччини всё-таки были «чистыми» музыкантами — Пуччини вдобавок и потомственным, а Леонкавалло…

Антуан Ватто. Арлекин и Коломбина

Леонкавалло же — личность необычайно и многосторонне одарённая. Он автор «Паяцев», был учеником первого литературного нобелиата Италии, замечательного поэта Джозуэ Кардуччи и доктором литературы. И все свои либретто, как и Рихард Вагнер, писал только сам, считая, что никто, кроме него самого, не в силах выразить в слове то, что он хочет сказать музыкой.

А Пуччини, кстати, очень обижался на то, что его «Виллисы» поблёкли на фоне «Сельской чести» и «Паяцев». Но «Виллисы» — это ещё не веризм, там очень много и от Верди, и от чистого итальянского романтизма. А Масканьи и Леонкавалло просто взяли да переложили — почти одновременно! — человеческие страсти на ноты. Причём переложили так, что в будущем так и не смогли подняться на такие же высоты!

Масканьи потом напишет и «Ирис», и «Друса Фрица», и «Ратклиффа» — прелестные оперы, но разве можно хоть в чём-то сравнить их с точно высеченной из единого куска «Сельской честью», где просто нет ни одной неудачной ноты?