Страсти по опере

Вполне возможно, что, проживи Чайковский чуть дольше, он заинтересовался бы сюжетом «Игрока», третьего по счёту романа Достоевского… Сергей Прокофьев обратил на него внимание накануне Первой мировой войны. Чайковскому в это время было бы чуть за семьдесят, и если вспомнить, что именно в этом возрасте Верди написал «Отелло»… Но, как говорит поэт, нету чудес и мечтать о них нечего…

Было дело в Рулетенбурге…

Однако, стоит, возможно, вспомнить, при каких обстоятельствах создавались роман Достоевского и опера Прокофьева. Достоевский к 1 ноября 1866 года должен был сдать новый роман издателю Фёдору Стелловскому, и ещё за месяц до срока им не было написано ни строчки. За такой срок написать — в прямом смысле слова — «полнометражный» роман было просто немыслимо.

Пришлось приглашать стенографистку, которой оказалась двадцатилетняя Неточка Сниткина. Остальное известно. 4 октября состоялась первая диктовка, роман «Игрок» был сдан вовремя, а через три недели Достоевский сделал молодой девушке предложение… Аня Сниткина сделалась Анной Григорьевной Достоевской.

Я напоминаю об этом потому, что почти уверена, что эти обстоятельства вспомнились полвека спустя и ей, и приехавшему к ней в первые дни 1917 года в Сестрорецк молодому Серёже Прокофьеву, которого тогда вряд ли кому-то приходило в голову величать Сергеем Сергеевичем. Прокофьев прибыл испрашивать у слывшей очень строгой и практичной Анны Григорьевны разрешения на постановку создававшейся, что называется, на едином дыхании оперы.

Афиша оперы «Игрок» в La Scala

Прокофьев вообще, как известно, с самых юных лет был неравнодушен к оперному жанру. Ему было всего тринадцать лет, когда на вступительный экзамен в консерваторию он принёс оперу «Великан», написанную в десятилетнем возрасте, чем совершенно восхитил принимавшего экзамен Римского-Корсакова!

Частично сохранившегося «Великана» продолжил первый акт написанной на собственное либретто оперы «На пустынных островах»… и разве мог молодой Прокофьев пройти мимо такого сюжета, как «Игрок»? Знал ли он, что впервые «выводит» Достоевского на оперную сцену? Думаю, знал и вызов принимал вполне сознательно.

Опера «сколочена» совсем молодым ещё Прокофьевым так, что публике просто негде расслабиться, негде по-обывательски «послушать красивую музыку» — напряжённость действия просто неописуемая! Эта опера по драматургической цельности — настоящий шедевр Прокофьева, настоящая Музыкальная Драма с элементами колкой сатиры и тонкой иронии.

Родные вороны, проворонившие премьеру

Уже давным-давно при постановке «Пиковой дамы» Чайковского господ режиссёров отчего-то так и тянет «вернуться к Пушкину». Но, кажется, ещё не нашлось оригинала, который призвал бы при постановке «Игрока» «вернуться к Достоевскому»!

Уже потом, в советские времена, Прокофьев вспоминал, что выбирал для «Игрока» язык как можно более «левый» — а как иначе мог поступить молодой ниспровергатель авторитетов? Однажды его мать — и по совместительству строгая музыкальная наставница — Мария Григорьевна вошла в комнату, где он сочинял «Игрока», и, немного послушав, в ужасе воскликнула: «Да отдаёшь ли ты себе отчёт, что ты выколачиваешь из своего рояля?» — «Мы поссорились на два дня», — флегматично констатировал сын…

Я иногда думаю — как сложилась бы судьба оперы в случае, если бы Анна Григорьевна не разрешила бы Прокофьеву использовать сюжет? Но она, наверняка вспомнившая события полувековой давности, не отказала. Более того — сказала об опере молодого композитора: «Я думала, что можно сделать хорошо, но никогда не ждала, что до такой степени!» При этом — никаких сантиментов: практичная Анна Григорьевна потребовала четверть от будущих доходов!

Любовь Казарновская и Владимир Галузин. Репетиция оперы «Игрок» в La Scala

Интересно, знала ли она о том, что «Игрок» уже был принят к постановке в Мариинском театре? Ставить спектакль должен был Всеволод Мейерхольд, а роль Алексея исполнять блистательный Иван Ершов. И опять чуда не случилось. Певцы и оркестранты приняли новую оперу — как бы сказать поделикатнее? — без энтузиазма, вдобавок уже в марте 1917-го Мариинский театр перестал быть императорским, а значит, не стало и денег.

Через десять для предполагавшейся постановки «Игрока» на той же сцене Прокофьев сделал вторую её редакцию — именно её чаще всего ставят сегодня на театрах. Суть изменений сам автор определил так: «Десять лет, отделявших от сочинения „Игрока“, дали возможность ясно увидеть, что было музыкой, а что рамплиссажем, прикрывавшимся страшными аккордами».

Но в советской России время левацких «загибов» и экспериментов уже безнадёжно ушло. Мировая премьера «Игрока» состоялась не в Ленинграде, а в Брюсселе, в 1929 году. «Родные вороны проворонили премьеру», — горестно заметил ставший к этому времени эмигрантом Прокофьев.