Страсти по опере

Громадная трагедия и сумасшедшая, невероятная жизнь этой женщины, которая вмещена в маленькое деревце в горшке, которое мы рассматриваем под лупой. Разве это не интересно? И роль для меня получилась просто феноменальная, потому что я на глазах у публики вращаюсь как кубик Рубика — немало во всех мыслимых плоскостях.

И не подумаю скрывать: немало мне пришлось поломать и здоровья, и нервов, когда мы начали репетиции. Я поначалу категорически не принимала вот эту трясущуюся кашляющую старуху. Она выходит с согбенной спиной, шаркая ногами. Она брюзжит и орёт, увидев Германа, встреча с которым вызвала у неё безумные страх, раздражение, боль, открылась какая-то старая рана! Она в его глазах снова увидела графа Сен-Жермена и стала срывать всё зло на Лизе — по Пушкину.

Граф Сен-Жермен

А потом мы стали думать — как показать «выход» в Татьяну? И придумали — через граммофон, который превратился в одно из главных действующих лиц нашей Пушкинианы. Он — связующее звено. Он же даёт услышать контраст голосов. Голос Татьяны. И голос «Je crains de lui parler la nuit…» Непременно нужен был этот контраст — какая она была, какая стала….

Алеников работал так скурпулёзно, что от его глаза не укрывалась ни единая мелочь! Ни единая! Вот первый мой выход. Кашляю, чихаю. Падает палка. Текст проговаривается с трудом! Падают и сумка, и зонт. Лиза кидается всё это поднимать, но все предметы снова валятся из рук… Я никак не могла скоординироваться. Мне надо текст проговаривать, а тут то одно, то другое падает!

Тут я не раз и не всуе вспоминала Джули Теймор… «Нет, Люба, не то!» Но там была задача выстроена абсолютно точно. И она была одна. А тут у меня было десять задач! Нет, не та походка. Не так сдвинулась вуалетка. Не так и не туда упал зонтик. Не так Лиза подаёт. Ты не так опираешься на палку. О Боже! И всё время слышу: «Не останавливаться!» Вот первый выход этой фурии: «Кто это с нами встретился? Кто, конногвардеец какой… Какой он страшный…»

А мне все время хотелось остановиться, проговорить свою фразу. Алеников же опять: «Нет, не то…» Попотеть пришлось много! И вдруг где-то после десятой — или даже больше! — репетиции я приезжаю из Москвы, делаю… и, наконец, слышу: «Вот, вот оно!» И все актёры зааплодировали. Я переварила, адаптировала, думала и поняла до конца, чего же режиссёр от меня хочет.

Потом — сцена преображения в Татьяну: «Тембр должен быть таким, чтобы мы переставали тебя узнавать!» Вот Онегин приезжает к нам с Ленским, который был тогда влюблён в мою младшую сестру… Всё делалось очень медленно. Лиза поднимает меня из кресла, я сбрасываю халат, чепец, и вдруг…

Алеников заставлял меня голосом прямо музыкальную партитуру рисовать. Это невероятно сложно, но так интересно! И тут я поняла, о чём в своё время говорили и Мария Каллас, и Дениз Дюваль, а до них — Элеонора Дузе и Полина Виардо.

Полине Виардо ведь доводилось играть и в драматических спектаклях. И она говорила, что нахождение грудного, такого утробного голоса и через него выход на самые-самые-самые высоты — это и есть школа бельканто. Я же никак не понимала, как это, как можно совмещать такой разговор «на горле» с последующим пением. Даже сказала как-то: «Владимир Михайлович, не выходит у меня…»

Любовь Казарновская и Дарья Таран на репетиции спектакля «Пушкиниана»

А он тогда спокойно сказал мне: «У вас всё получится — и споёте, и станцуете, но надо, чтобы это вошло и проросло. Пока это не произойдёт, это будет очень искусственно и будет трудно. Адаптируйтесь. Живите с этим постоянно, думайте, представляйте себе, в зеркало смотрите, какое должно быть выражение лица у графини! В нём не может быть ничего придурочно-весёлого. Нет! Она всё проживает изнутри, и это отражается в пластике лица, в сдвинутых бровях и так далее». Нешуточная работа шла в течение трёх месяцев, и в марте 2019 года мы сыграли премьеру.

В музыкальное оформление спектакля Алеников включил не только «Онегина» и «Пиковую». Я уже говорила, что жалею о том, что Чайковский не включил в свою оперу сцену сна Татьяны. Тут она поставлена совершенно грандиозно — под музыку Кшиштофа Пендерецкого.

Кроме того, музыку к ряду сцен написал молодой и очень талантливый ярославский композитор Виталий Балдыч. В том числе и для очень трудной для меня сцены, там где Графиня говорит, почти кричит: «Я не могу больше, я не могу дома одна находиться… вы все едете на бал, и я должна собираться на бал!» Это Лиза вытаскивает из неё признание о том бале. где всё случилось.

Кроме того, она, как сведущий в эзотерике человек, уже прочитала свою судьбу в глазах Германа. «От третьего, кто, пылко, страстно любя, придет, чтобы силой узнать от тебя… про тройку, семерку, туза!» А всё, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья — вот так!

Не надо оперного смеха!