Читаем Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня полностью

В силу подобных обстоятельств, когда наступившая новая культурная эпоха (христианская) вытесняла прежнюю, явно архаическую, Древняя Русь не нуждалась в создании эпоса большого масштаба, похожего на «Илиаду» или «Одиссею», на «Эдду», германские эпические сказания. Хватало и малых форм в фольклоре для воссоздания исторических событий, вроде былин, исторических песен, да и начинали создаваться непосредственно исторические хроники, как «Повесть временных лет», «Изборник» и другие. Они, эти потенциальные эпические сказания, и не могли появиться, так как для их создания требовалась прежняя культура язычества и прежний дохристианский человек, уже ушедшие. Мы, русские, восполним этот недостаток в будущем, отсидевшись несколько веков в исторической и культурной «тиши», пытаясь обрести свою истинную идентичность прежде всего через оберег своего православного способа верования.

Мы начнем торжествовать в культуре, когда Европа уже и не предполагала каких-либо открытий со стороны Руси (России). «Варварская страна заселена варварским народом с варварской культурой», – таков был западноевропейский стереотип восприятия России, начиная со средних веков. Поэтому был столь силен шок, какой европейцы стали испытывать с появлением вначале Пушкина, а потом и всей плеяды мировых гениев из России. Это изумление Европа старалась компенсировать самым простым рассуждением, что, мол, «чудо» русской словесности – это продукт «за счет» взятого (и искаженного, как они считали) у «них», истинных носителей подлинной культуры, содержания, а, по существу, у них украдено. Должны были появиться Толстой и Достоевский, чтобы оторопевший Запад понял, что ничего подобного этим гениям и их произведениям он и не задумывал, европейцам этот масштаб изображения жизни просто не приходил в голову. (Мы говорим о феноменальности явлений русской литературы при всем том, что, разумеется, в каких-то параметрах и свойствах она была похожа или близка общеевропейским образцам). Достоевский не мог появиться в Европе, поскольку она онтологически не задавалась теми вопросами, каким задался «странный» и «страшный», по их собственным оценкам, русский гений.

Но и великий эпос, близкий мифологическому мимесису или воспроизводящей его содержание в новой форме, все же состоялся в русской литературе. Эпос, замешанный на самых основах национального мировоззрения и человеческого психотипа, давший удивительную перспективу развития русского народа в духовном смысле. Но если в культуре проявился, образовался эпос, стало быть, внутри народного сознания, его духовного вместилища присутствовала (до какого-то времени просто дремала) национальная мифология. Причем, мифология, не связанная с общеславянскими мировоззренческими представлениями, с праславянскими мифологическими способами отображения и объяснения действительности. Вовсе нет. Россия в определенном отношении пошла по пути Древней Греции, для которой эпос представал универсальным методом познания – и внешней реальности и самого человека.

Мифология – это оформление бытия как «напряженной реальности» (А. Ф. Лосев), это растолкование бытия в тех самых обобщенных параметрах, какие выражены через конкретную эстетическую форму. Это нерасчленимый субстрат и единство субъектно-объектного мимесиса, какой в прямом значении именуется и понимается как подражание действительности. Миф подражает жизни, одновременно переводя ее, жизнь, в иное качественно состояние – он воссоздает бытие, опираясь как бы на практическую представленность материально существующей реальности, данной человеку в его чувствах и примитивных интеллектуальных рефлексиях. Но, повторяя бытие вслед за Богом (богами – в случае античной мифологии), он добавляет к нему уже очеловеченные эмоции и мысли. Миф – слепок преобразованной действительности, который не теряет своей связи с земной твердью и другими природными стихиями, но уже наполнен неизвестными природе смыслами. Мифология стала первым актом человека по преображению реальности в осмысленное бытие, наполненное уже исключительно человеческим содержанием. В ней продолжают действовать и управлять человеком неведомые и непонятные ему существа. Он ведом пророчествами, волею богов, собственной судьбой, какой невозможно избежать, но в силе преобразования уже кроется его, человека, победа.

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т. 4: от Великой французской революции до I Мировой войны; под ред. М. Перро / Ален Корбен, Роже-Анри Герран, Кэтрин Холл, Линн Хант, Анна Мартен-Фюжье, Мишель Перро; пер. с фр. О. Панайотти. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. —672 с. (Серия «Культура повседневности») ISBN 978-5-4448-0729-3 (т.4) ISBN 978-5-4448-0149-9 Пятитомная «История частной жизни» — всеобъемлющее исследование, созданное в 1980-е годы группой французских, британских и американских ученых под руководством прославленных историков из Школы «Анналов» — Филиппа Арьеса и Жоржа Дюби. Пятитомник охватывает всю историю Запада с Античности до конца XX века. В четвертом томе — частная жизнь европейцев между Великой французской революцией и Первой мировой войной: трансформации морали и триумф семьи, особняки и трущобы, социальные язвы и вера в прогресс медицины, духовная и интимная жизнь человека с близкими и наедине с собой.

Анна Мартен-Фюжье , Жорж Дюби , Кэтрин Холл , Линн Хант , Роже-Анри Герран

Культурология / История / Образование и наука