Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня

Увиденные писателем и воспроизведенные им факты действительности и истории (в самых широких параметрах этих категорий) – это и есть тот философски-художественный метод абсолютно полного и завершенного (то есть полного своим собственным содержанием) эстетического воспроизведения действительности, носящего абсолютно неповторимый по своему генезису и состоявшейся феноменологической определенности характер. Философия бытия, человека, суть истории, отношение к самым разнообразным и сложным вопросам реальности как таковой представлены через изобразительные ряды и сам характер художественного высказывания писателя.

* * *

В аспекте нашего разговора о неких принципиально новых со стороны Шолохова способах изображения действительности – фигуры Аксиньи и Григория являются наиболее содержательно и художественно маркированными, несущими в себе почти все аспекты представлений писателя о человеке как таковом.

Шолохов предельно широк в изображении своих любимых героев, палитра изображенных черт характера, психологии, внешности и т. п. имеет оригинальное выражение. И в определенном отношении его подход противоречит тому, к чему мы привыкли, оценивая выстраивание характера, способы изображения человека в предшествующей литературной традиции, прежде всего – русской. Единство характеристик персонажа в этой традиции должно быть художественно непротиворечиво. Не могут героини Толстого Наташа Ростова или Анна Каренина отступить от определенной линии их изображения писателем, какая и создает целостность и полноту художественно воплощенного человеческого характера. (Мы не принимаем во внимание те особенности описания черт личности героини, какие только оттеняют ее женскую и человеческую прелесть, – к примеру, эпизод попытки бегства Наташи с Анатолем Курагиным и показ Толстым ее «некрасивости»). Единство внутренних и внешних характеристик персонажа и представляет то, что мы называем состоявшимся целостным литературным характером. И чем более крепко соединено это талантом писателя, тем убедительнее и жизненнее для читателя предстает тот или иной персонаж. Да, Толстой искал в добром человеке его злые черты, в злом – где он проявляет доброту, но это явный и осознанный содержательно-стилистический прием.

У Шолохова все черты характера и поведения человека даны в объективном равновесии, онтологическом единстве. Так, как он показал вообще человека, а не просто – человека из народа, у него не было предшественников, и более того – не было последователей [См.: 2, с. 418–455]. Понять данную объективную универсальность Шолохова – это понять его художественную феноменологию. А главное – увидеть и почувствовать, куда движется человек и человеческое общество, культура в целом, и история, в конце концов, уже в начале текущего века.

В этом месте рискнем обратить внимание совсем на небольшой ряд изобразительных деталей, связанных с образом его любимейшей героини, Аксиньи. То же самое легко прослеживается и применительно к Григорию Мелехову. Вот как воссоздается в начале книги ее облик (одна из его сторон), главным образом через восприятие Григория.

– «И тут в первый раз заметил Григорий, что губы у нее бесстыдно-жадные, пухловатые» [1, с. 38]. (Здесь и дальше курсив наш – Е. К.)

Вот Аксинья провожает Степана в лагеря. Опять-таки Григорий наблюдает за ней:

– «Аксинья шла рядом, держась за стремя, и снизу вверх, любовно и жадно, по-собачьи заглядывала ему в глаза» [1, с. 40].

После посещения Аксиньей Дроздихи, хуторской ведуньи (героиня желает вернуть себе любимого), Шолохов замечает о ней:

«Аксинья крестится. Злобно глядит на счастливую розовость востока» [1.С.71].

Такого рода, как бы внешняя, «негативность» изображения персонажа, и – как выясняется в дальнейшем тексте романа – главной героини повествования, может показаться, с одной стороны, неопытностью молодого писателя, еще не усвоившего «правил» традиционного художественного письма, а с другой стороны, подвергает сложившееся эстетическое сознание как читателя, так многих критиков, профессионалов, сильному испытанию на прочность. Шолохов разрушает самым безусловным образом тот художественный стереотип (а по существу художественно-феноменологический подход), какой сложился в предшествующей литературной традиции. Приученные реагировать на указания писателя, его продуманную маркированность персонажа «отрицательными» деталями черт характера, внешности, поведения, читатель, а также и критик, оказываются неготовыми к тому, что в общей картине мира писателя, в которой данный герой занимает ключевое место, весь этот отрицательный ряд не имеет никакого существенного значения. Это как рябь на поверхности могучей реки, какая продолжает нести свое сильное течение, независимо от того, что творится на ее поверхности.