Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня

Не вдаваясь в избыточные для целей настоящей статьи детали, можно заметить, что первоначальные формы развития словесного искусства – от ранних стадий мифологизма до жанрового богатства народнопоэтического творчества, обладали одним объединяющим началом – антропоморфизмом самих принципов отображения действительности, какие выступали как естественный и плодотворный прием воспроизведения бытия в тех формах, какие были близки и понятны человеку на его первоначальных этапах становления как подлинно человеческого существа. Это были усилия понять и отобразить мир через свое человеческое естество, прежде всего в его физическом воплощении, обнаружить человеческие пропорции в окружающей действительности. Это был достаточно длительный этап формирования той стороны духовной деятельности человека, какой впоследствии преобразовался в феномены явлений искусства в разных его видах и какой эволюционировал в сторону уменьшения антропоморфизма и зарождения самостоятельных и художественно самоценных способов изображения мира.

В философско-культурологическом плане антропоморфизм сменяется в истории мировой культуры (литературы) антропологизмом, помещением самого человека и всех аспектов его существования в центр художественных миров разных видов искусства и разных эпох становления художественной деятельности. Параллельно все это подпитывалось антропоцентрическими установками христианского вероучения (в рамках европейской культурной традиции). В светской версии подобного антропологического подхода на первое место выходит гуманизм как понятие, окончательно закрепляющее данный принцип как доминантный в художественной деятельности человека.

Его, антропологического принципа, разрушение в известном отношении начинается на рубеже XIX и XX веков, что отражено в явлении модернизма, и при этом не только в художественном творчестве и эстетическом сознании, но в самой перемене взгляда на человека и его место в реальности. Далее этот процесс, уже практически на наших глазах, усилился через симулякр постмодернизма, в рамках которого не содержание, не смысл, не сам человек становятся центром изображения действительности, но принимаются во внимание прежде всего формы и структурные особенности художественного творчества. Антропологизм как таковой исчезает из повестки дня культурного развития человечества. Человек оказался почти не нужен, и ценностно не востребован, в искусстве и культуре к началу XXI века. (Заметим в скобках, что Достоевский об этом предупредил мир уже в XIX веке. Также уточним, что мы ведем речь об определившихся тенденциях, наблюдаемых нами сегодня, в настоящую эпоху. Есть слабая, но надежда, что эти тенденции могут быть преодолены, и будут обнаружены новые, но с опорой на прежний опыт, человекоцентричные формы воспроизведения действительности в искусстве будущего времени).

Немногие из творцов в XX веке нашли в себе силы сопротивляться этим процессам вычленения человека не только из сферы художественности, но из самих мыслительных конструкций осознания бытия. Феноменологичность восприятия мира, скажем, в постмодернизме, воплощалась и воплощается прежде всего через формально-структурное экспериментаторство, выводя смыслы и сущности объяснения и оценки действительности из-под всякого влияния человека, отказываясь от его, человека, ценностей, наработанных прежней культурой, его антропологических – способа мысли и особенностей художественного творчества. Немало такой ускоренной деградации культуры и искусства способствовала сама историческая практика последних полутора столетий, какая ни во что не ставила фигуру человека, его гуманистическую сущность и тем более его эстетические ценности. Войны, революции, разрушение разумных и гуманистически обоснованных базисных оснований жизни – все это неизгладимо и навсегда разместилось в общечеловеческой памяти, в том числе в памяти культуры.

Как теперь становится понятно, попытка русской цивилизации в ее советской форме, при всех исторических искажениях, трагических ошибках и прямых преступлениях, была одновременно попыткой переломить данную тенденцию. И в этом отношении Шолохов и его мир наиболее отчетливо рифмуются с утопическим «замахом» советской цивилизации «подправить» человеческую природу, предпринять шаги по изменению, как общества, так и самого человека.

Советская парадигма развития обращала больше внимания на родовую природу человека в ее коллективно-обобщенных проявлениях. Да и сегодня мы наблюдаем в мировой и отечественной культуре эту борьбу между крайним субъективизмом, индивидуализмом и попытками сохранения той части человеческой натуры, какая связана с другими сторонами ее существования – с коллективом, теми или иными формами человеческого сообщества, с народом, – в конце концов, с самим человечеством.