Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня

Метафора как таковая, как аспект сравнения явлений действительности через слово, описывает предметы, поведение человека, саму жизнь через известный параллелизм. Таков механизм метафоры, работающий практически во всех индоевропейских языках, в древнегреческом языке, по сути, не нуждался в каких-то посреднических усилиях вроде сопоставления одного качества или свойства предмета, явлений действительности с другими, так как данная параллель уже присутствовала в самом слове. Каждое слово древнегреческого языка по существу является скрытой, сжатой метафорой, поскольку через него (слово) и совершался непосредственный процесс увязывания данного слова с названным через него явлением действительности.

Эта познавательная метафоричность была большей или меньшей в тех или иных случаях, но всякая речь была важной, всякий диалог был значителен, так как через них человек разговаривал с самим бытием, объяснял его. Отсюда столь велика была в древнегреческой культуре (со всеми ответвлениями в разнообразии в частях древней Эллады – от Спарты до Афин и Македонии) сила риторики и потребности выговаривания себя перед миром.

Независимо от степени внутренней сложности персонажей древнегреческой античности – от Платона, Сократа, Алкивиада, Демосфена и других гениев Эллады до нищего горбуна в «Илиаде», беспощадно высмеянном Гомером, все они в своем говорении были бесподобно серьезны и правы в этой своей серьезности, так как знали, что этот язык их не обманет, он сам выговорит то или иное важное значение или необходимый смысл. От этого столь важны были жанры диатрибы, диалога, бесконечных дискуссий на пирах и в разговорах между жителями древней Греции.

Это «детство человечества», как выразился в свое время один из классиков марксизма, не знало, что оно пребывает в младенчестве, и не имея возможности получить что-либо со стороны, научиться чему-либо у других народов и цивилизаций (к примеру, у египтян или у персов), опирались исключительно на свои силы, которые подпитывал прежде всего язык. Понятное дело, что перед древними греками была греко-микенская культура, но она, к ее несчастью, не сумела создать эпистемологический языковой аппарат такой силы, как в Элладе.

Картина мира, созданная и воспроизведенная через древнегреческий язык, дошла до нас в определенном искаженном преломлении, так как она подверглась цензурированию со стороны римской культуры, вивисекции через латынь, которая, пользуясь кладовой древнегреческого языка, одновременно и искажала и убивала его. А впоследствии была подвержена физическому своему искоренению со стороны варварских европейских народов, ставших на путь раннего примитивного христианства, уничтожая мимоходом остатки великой древнегреческой культуры, прежде всего ее пластические художественные результаты. Но база, так или иначе, сохранилась, и картина мира, созданная в Элладе, все же присутствует до сих пор в европейском видении реальности.

* * *

Поразительно, но многие догадки о влиянии природы тех или иных типов языков на характер мышления и соответственно на выработку той или иной картины мира, мы обнаруживаем в уже, казалось бы, оставшемся в прошлом труде А. Тойнби «Постижение истории». Обратимся, к примеру, к его сравнениям о принципиальном различии языков, исходя из понимания их внутренней организации, выработанных средств описания действительности, на которые влияет непосредственная плоть языка. Ему, А. Тойнби, представляется, что клинопись, иероглифическое письмо или типы языков, входящих в индоевропейскую семью, порождают в определенном отношении оригинальные картины мира, отличающиеся друг от друга многими и многими аспектами.

Причем это отличие не будет сводиться к большей гибкости данного языка для передачи через зафиксированный тип алфавита и звукоряды (слова), при помощи которых человек описывает действительность. Но они сами (языки) одновременно выступают и как различный материал, имеющий свои преимущества или недостатки в тех или иных случаях их (языков) преломления в процессе выговаривания бытия.

Тойнби пишет: «Возьмем историю письменности, этого древнейшего средства передачи мысли не в звуковом выражении, а через символ или знак, способный сохраниться в Пространстве и Времени… Возможно, наиболее громоздкой из когда-либо изобретенных человеком является китайская письменность, где иероглифы эволюционировали практически без упрощения и где каждая пиктограмма представляет собой не звук или отдельное слово, а идею. Поскольку идеи… бесконечно разнообразны, число знаков в китайской письменности распадается на пять фигур, а каждый отдельный знак может содержать больше линий, чем западный алфавит – букв. Если бы египетское и шумерское письмо полностью отказалось от использования идеограмм и перешло на фонограммы, то, возможно, обе эти системы письма сохранились бы живыми до наших дней.