Страсти по Веласкесу

Он действительно стоял на прежнем месте и даже выглядел вполне прилично. Пройдя сквозь кованые ворота с широко распахнутыми ажурными створками, я оказалась в уютном дворе. Самой себе было неловко сознаваться, но явилась я туда с единственной целью – разыскать следы дочери Августа Мансдорфа. Той самой, к рождению которой барон отнесся с такой прохладой. Старушка из Павловки утверждала, что до шестьдесят первого года она точно обитала в своем бывшем московском доме. Мол, сама рассказывала, когда приезжала навестить родные места. Но мне требовалось просто фантастическое везение. Начнем с того, что старушка могла и напутать все, и после семнадцатого года наследница барона здесь никогда не появлялась. Другая проблема заключалась в том, что жительница Павловки называла бывшую хозяйку просто «барышней». И как прикажете о ней расспрашивать? Кого искать? Баронессу Мансдорф? А если она вышла замуж и сменила фамилию? Разыскивать ее как дочь бывшего владельца этого дома? Вряд ли кто-то из нынешних жильцов помнит старого барона.

Тяжело вздохнув, я направилась к двум молодым мамашам с колясками.

– Добрый день.

Женщины перестали щебетать, развернулись в мою сторону и дружно откликнулись:

– Здравствуйте!

– Я разыскиваю одну пожилую женщину. Мне сказали, что она может проживать в этом доме.

– Фамилия как? – поинтересовалась та из мамаш, что была постарше и побойчее.

– В девичестве была Мансдорф, по потом могла фамилию сменить.

Женщины озадаченно переглянулись и покачали головами.

– Может, имя знаете? – спросила вторая, поглядывая на меня с явным недоверием.

Что касается имени, то тут я могла ответить с большей определенностью. Старушка один раз назвала дочь барона «барышней Софьей Августовной».

– Софья Августовна.

– Зачем она вам? – раздалось сзади.

От неожиданности я вздрогнула. Шагов за спиной не слышала, и потому появление еще одного собеседника оказалось для меня сюрпризом. Повернувшись, я обнаружила рядом с собой массивную фигуру дворничихи с метлой в руке. Поудобнее перехватив орудие труда, та сурово потребовала ответа:

– Вы кто такая? По какому праву тут слоняетесь и о жильцах выпрашиваете?

– Да что ты, Роза, в самом деле? Она женщину одну разыскивает. Фамилии не знает, только имя – Софья Августовна, – вступилась за меня одна из мамаш.

– Сама слышала. Не глухая, – огрызнулась Роза и снова принялась за меня:

– Зачем вам Софья Августовна?

– Дело у меня к ней.

Дворничиха еще больше помрачнела и неприязненно проворчала:

– Какие с ней могут быть дела? Стара она уже для дел.

– Так она живет здесь? – с надеждой спросила я.

Вопрос Роза проигнорировала.

– И расстраивать ее нельзя. Здоровье совсем некуда. Чуть поволнуется, так сразу сердце прихватывает.

– Я не собираюсь ее расстраивать. Просто хочу передать привет от старых друзей. Я недавно была в местах, где прошло детство Софьи Августовны. Думаю, ей будет приятно.

– Значит, вы не от этого отродья? – недоверчиво уточнила она.

– От кого?!

Ответа я снова не получила, вместо этого дворничиха аккуратно прислонила метлу к дереву и сердито приказала:

– За мной идите.

Боясь, что она передумает, я торопливо кивнула, всем своим видом выражая готовность немедленно следовать за ней.

Далеко идти не пришлось. Мы пересекли двор и оказались перед малозаметной дверью, ведущей в подвал.

– Здесь ждите, – сухо обронила Роза и скрылась за облупленной створкой.

Снаружи слышно было, как она громко крикнула от входа:

– Софья Августовна, к вам гости.

Этого оказалось достаточно, чтобы я, не раздумывая, вошла за ней следом. Мое вторжение очень рассердило Розу. Развернувшись, она напустилась на меня:

– Я же сказала – ждать за дверью! Кто вам позволил сюда заходить?

Думаю, она вышвырнула бы меня на улицу, но откуда-то из глубины вдруг послышался негромкий голос:

– Роза, в чем дело? Почему ты шумишь?

Дворничиха замерла и прислушалась.

– Роза, что случилось? – уже строго повторил голос, и несокрушимая Роза дрогнула.

Сердито погрозив мне пальцем, пошла на голос, не забыв при этом плотно задернуть за собой закрывающую дверной проем штору. Оказавшись в одиночестве, я нисколько не огорчилась: без угрюмого и подозрительного Розиного взгляда у меня было больше возможностей разглядеть все толком.

Сумрачная комната с небольшим оконцем под потолком производила тягостное впечатление. От вида сырых, в рыжих потеках, стен по телу проползли мурашки, и я вдруг почувствовала себя заживо замурованной в глухом каменном мешке и зябко поежилась. Захотелось оказаться на улице и вместо этого затхлого воздуха набрать в легкие привычной гари московских улиц. Хотя, возможно, виной всему было мое чересчур разгулявшееся воображение. Комната казалась жилой, все вокруг было чисто убрано, вот только при виде мебели даже у старьевщика случился бы удар на почве острой жалости к ее владельцам.

Неожиданно штора колыхнулась, и в образовавшуюся щель посунулась голова дворничихи.

– Проходите, – неприветливо буркнула она и снова скрылась.