Страсти по Веласкесу

Гера смотрел на стену перед собой и мертво молчал. Я знала отлично: упрямства ему не занимать. Если уж он решил отмолачиваться, то разговорить его можно было и не пытаться. Только время зря потеряешь. В любом другом случае я бы отступилась, но тут не стала идти у него на поводу и спросила в лоб:

— Это связано с убийством Фризена?

Он наконец разлепил губы и зло процедил:

— Анна, прошу, не вмешивайся, тебя это не касается. Я сам разберусь.

То, как легко он перевел меня из друзей в посторонние, меня здорово задело:

— Ну и кого же ты выгораживаешь? Лизу?

Гера плотно сжал губы и промолчал.

— Что, я права? Ее? Это она тебя ударила?

И здесь Гера не выдержал.

— Что ты мне нервы мотаешь? — зашипел он, побелев от злости. — Без тебя тошно!

— Тебе тошно потому, что дурью маешься! — не осталась в долгу я.

— Что тут у вас происходит? — встревоженно спросила мать Геры, возникая на пороге палаты.

— Скажи ей, чтоб ушла, — процедил Герасим и демонстративно отвернулся к стене.

Лицо его матери вытянулось от удивления:

— Сынок, что ты себе позволяешь?

— Мама, пусть она уйдет!

— Гера, как ты можешь?

— Оставьте меня в покое. Я устал. Я хочу спать, наконец!

Впечатление о встречи с ближайшим другом осталось тягостное. Не такой я себе ее представляла. Меня очень обидела та враждебность, с которой он меня встретил. До этого момента я считала, что мы друзья и между нами нет секретов. Но на самом деле все оказалось не так. У Геры была своя жизнь и свои тайны, посвящать меня в которые он не собирался. Он ясно дал мне понять, что я для него — чужой человек, и совать нос в его дела не имею права. После нескольких лет дружбы такое открытие было неожиданным и оттого до слез обидным.

В кризисные моменты каждый лечит душу по-своему, а лично для меня нет более успокаивающего занятия, чем прикосновение к старине. И неважно, будет ли это охота за очередным раритетом, копание в груде старой рухляди на пыльном чердаке или просто беседа с человеком, знающим хоть что-то о старинных вещах. Неудивительно, что, покинув больницу, я без раздумий направилась именно к такому человеку.

— В прошлый раз вы так и не рассказали, что же дальше приключилось с картиной, — обратилась я к Софье Августовне, просительно заглядывая ей в глаза.

Она пожала худеньким плечиком:

— Честно говоря, я и сама толком не знаю.

«Отлично! — подумалось мне. — Только этого в придачу ко всем неприятностям мне не хватало!»

— История с картиной — очень запутанная, и спросить, что же произошло на самом деле, теперь уже, к сожалению, не у кого. А дело было так… Однажды утром к нам прибежала чрезвычайно взволнованная Кора и сказала, что в городе грядут новые обыски. Мол, есть постановление властей забрать те ценности, что еще остались на руках у затаившейся буржуазии. Мама к известию отнеслась спокойно, пожала плечами и заявила: «Пусть приходят. У нас ничего нет. Мы с Софьей нищие». Кора тогда всплеснула руками: «Как нет?» «Вот так!» «А драгоценности? Юрий говорил, что Мансдорфам принадлежала уникальная коллекция драгоценностей. Вроде бы барон незадолго до гибели приобрел несколько украшений Марии Антуанетты!» Но мама лишь сухо усмехнулась: «Все осталось в банковском сейфе и давно, думаю, реквизировано товарищами». А Кора воззрилась на нее с недоверием и спросила, неужели мы не пытались забрать их? Услышав, что нет, не пытались, она сочувственно покивала, явно жалея мою непрактичную маму, но потом, окинув нашу убогую каморку взглядом, она вдруг спросила: «А картину вы ценностью не считаете?» Мать растерянно оглянулась на висящее на стене полотно: «Думаете, его могут забрать?» Кора воскликнула: «Несомненно! Это же Веласкес!» Мама тогда без сил упала на стул. «Господи, что же делать? Ее здесь и спрятать-то негде», — простонала она. «Спрячьте ее, обязательно спрячьте, — настаивала Кора. — Иначе придут и точно унесут». «Да кто придет-то?» — раздался из соседней комнаты голос нашего хозяина. Обычно дворник вел себя очень почтительно, а тут вдруг не только позволил себе вмешаться в разговор, но еще без приглашения явился на нашу половину. Осуждающе посмотрев на Кору с высоты своего огромного роста, он пробасил: «Что вы, дамочка, глупости говорите, барыню по пустякам пугаете? Кто ж сюда прийти может?» Кора тогда вскочила на ноги и запальчиво выкрикнула прямо ему в лицо: «Чекисты придут! Ценности изымать, что прячут недобитые буржуйские!»

По бесцветным старческим губам Софьи Августовны скользнула горькая усмешка: