Страсти в нашем разуме

Закоренелый рационалист может с неохотой признать, что люди не всегда преследуют собственный эгоистический интерес, коли речь идет о весьма небольших затратах. Голосование, объяснение дороги, возврат бумажников с малой суммой наличных, сотрудничество в играх с «безбилетником» — все это противоречит эгоистическому интересу, да, но затраты в каждом случае минимальны[228]. На замечание, что люди иногда рискуют своей жизнью ради совершенно чужих им людей, рационалист может ответить, что такое поведение не репрезентативно: очевидно, что героизм существует, но это не означает, что большинство людей поведет себя героически в этих ситуациях. Рационалист может заявить, что, когда ставки по-настоящему высоки, люди ведут себя предсказуемо эгоистическим образом. С этой точки зрения примеры неэгоистического поведения — всего лишь мелкие помехи в модели эгоистического интереса, не более того.

Поскольку случаи, демонстрирующие героическое поведение, — редкость, изучить эту версию рационалистической позиции по определению трудно. Хотя есть одно исследование, которое, пусть косвенно, затрагивает эту проблему: эксперимент, в котором социолог Шалом Шварц попытался набрать добровольцев для донорства костного мозга[229].

Когда подопытные, сдав пинту крови, отдыхали в коридоре «Красного креста», к ним подходил интервьюер и представлялся социологом медицины из Университета Висконсина, опрашивающим всех, кто сегодня сдавал кровь, — и более 80% доноров соглашались на просьбу уделить ему сейчас 15 или 20 минут времени.

Подопытный усаживался, и интервьюер, записывая персональные данные донора, сообщал ему, что хочет попросить у него разрешения провести специальный анализ крови, которую тот только что сдал, и, не дожидаясь положительного ответа, переходил к объяснению: «Я работаю в команде медиков в больнице Университета Висконсина, которая занимается пересадкой костного мозга. Костный мозг — это мягкое вещество, производящее новую кровь. При болезнях крови, таких как лейкемия, костный мозг человека производит слишком много лейкоцитов. Даже при самом лучшем медикаментозном лечении мы приходим к тому, что пациент не проживет и нескольких минут. В этих случаях мы теперь пытаемся заменить больную ткань пересаженной здоровой. Это достаточно экспериментальная процедура, но она того стоит, потоку что в противном случае пациентам не на что надеяться. Пересадка — это как переливание крови. Ткань берется из тазовой кости донора, а затем вводится реципиенту. В результате донор пару дней испытывает небольшой дискомфорт в области таза, но постоянных последствий нет, поскольку тело быстро восполняет запас костного мозга. Теперь мы настолько отработали процесс, что донор практически не подвергается опасности. Донор ложится в больницу вечером, на следующий день рано утром у него забирают ткань под общей анестезией; и после обеда он уже может выписываться. Основная проблема — подобрать донора для реципиента, чтобы пересаженная ткань прижилась. Как правило, донорами выступают близкие родственники, поскольку их кровь и другие характеристики более всего соответствуют данным реципиента»[230].

Далее интервьюер наугад предлагает подопытным одно из трех описаний конкретного случая. В описании первого упоминается только то, что в больнице «лежит тридцатилетняя женщина, которой могла бы помочь пересадка, но в ее семье для нее нет подходящего донора». Во втором описании говорится все то же самое, только вместо «тридцатилетней женщины, которой можно помочь», речь идет о «молодой матери, нуждающейся в пересадке». Третье описание начинается точно так же, как и второе, но в нем есть следующая яркая деталь: «Если не будет найден подходящий донор, эта женщина вряд ли выживет. И, конечно, смерть матери станет трагедией для ее детей, не говоря уж об эмоциональном потрясении и трудностях взросления без матери».

Из 144 участников эксперимента Шварца большинство были мужского пола (76%) и женатыми (78%). После всей подготовительной информации им был задан вопрос, готовы ли они сдать кровь для анализа. Интервьюер предупредил, что разрешение на анализ не предполагает, что им придется идти дальше. Только 5% участников отказались на этом этапе. Остальным 95% согласившихся интервьюер далее говорил, что анализ будет сложным и очень дорогостоящим, так что больница не хочет его проводить, пока пациент хотя бы на 50% не будет уверен, что сдаст ткань, если его найдут совместимым. Только 12% участников отказались взять на себя это обязательство. На каждом этапе отказавшимися, как правило, были люди, которым дали менее подробное описание несчастий жертвы.