Читаем Страсти в нашем разуме полностью

По многим специфическим вопросам, таким как аборт, две группы имеют мало шансов прийти к компромиссу. К сожалению, заметность таких вопросов оттесняет на второй план тот факт, что по основным ценностям принципиальный консенсус как раз есть. Так, большинство живущих сейчас в США согласятся, что люди должны:

• не лгать;

• не красть;

• не жульничать;

• выполнять свои обещания;

• следовать золотому правилу — поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой;

• быть толерантными и уважать различия между людьми.

Это не значит, что в сложных случаях все будут согласны.

Ложь во спасение часто считается приемлемой, но порой ее трудно определить. Но даже и в этом случае сохраняется удивительный консенсус в отношении большинства конкретных примеров, охватываемых этими простыми правилами. Почему бы все их не включить в школьную программу?

По иронии судьбы, трудности частично связаны с последним пунктом этого списка, нашим уважением к многообразию и различиям. Конечно же, многие суждения о ценностях носят глубоко личный характер. Ведь если почти все мы искренне согласимся с каждым пунктом этого списка, некоторые все же будут активно против. И потому многие из нас не готовы навязывать им «наши» ценности в таком месте, как государственные школы.

Но толерантность, как любая из прочих ценностей, не абсолютна. Чтобы пойти на уступки крохотному меньшинству, которому не нравится, что даже этот ограниченный набор ценностей активно пропагандируется в государственных школах, нам всем приходится многим жертвовать. Если бы ценности были исключительно чьими-то личными убеждениями, то и тогда были бы весомые основания для такой жертвы. Но они таковыми не являются. Когда людей учат не лгать и не обманывать, мир становится более привлекательным местом практически для всех. Что еще важнее, речь не только об общих выгодах: они более чем пропорционально накапливаются для тех людей, которые эффективно интериоризируют эти ценности[247]. Таким образом, люди, настаивающие, что ценности нельзя прививать в государственных школах, настаивают, чтобы дети других людей — наши дети — обходились меньшим числом черт характера, которые в будущем помогли бы им пробиться в материальном мире. Неясно — почему общество должно с готовностью идти на такие жертвы ради меньшинства?

Преподавание ценностей в государственных школах встречало и политическое сопротивление, поскольку многие люди полагают, что оно стирает важную грань между церковью и государством. Модель обязательства подчеркивает, однако, что ценности связаны не только с религиозными учениями, но и с совершенно независимыми от них материальными соображениями. В этом отношении, конечно, она ничем не отличается от множества других материалистических объяснений моральных ценностей. В отличие от других объяснений, она, однако, подчеркивает, что ценности выгодны индивидам, а не только обществу в целом. Таким образом, она проясняет то, что не могут прояснить другие теории, а именно — что основания для преподавания моральных ценностей в государственных школах в этом смысле те же, что и традиционные основания для преподавания естественных наук и математики.

Хотя силы, описанные моделью обязательства, подсказывают, что моральное поведение может приносить индивидуальные выгоды, важно помнить, что эти силы сами по себе не обеспечивают высокого уровня социального сотрудничества. Наоборот, мы знаем, что степень сотрудничества существенно варьируется в разных обществах и что даже в одном обществе она имеет тенденцию резко меняться со временем[248]. Такие различия, безусловно, не объясняются врожденными различиями в способности к сотрудничеству. Скорее всего они отражают разные степени, в каких общества вкладываются в поддержание социальных норм.

Важность таких норм еще более подчеркивается воздействием, которое поведение каждого человека оказывает на поведение остальных. Как мы видели в экспериментах с дилеммой заключенного в главе VII, люди имеют сильную тягу к сотрудничеству, когда ожидают, что и другие поступят так же. По той же логике они с большей вероятностью откажутся от сотрудничества, когда ожидают предательства. Поведенческие системы, в которых есть такого рода ответная реакция, обычно крайне устойчивы. Если в один год доля предательства по каким-то причинам возрастает, возникнет тенденция к тому, чтобы в следующий год еще больше людей отказывались от сотрудничества, и еще больше — еще через год. Точно так же рост сотрудничества бывает самоподкрепляющимся.

Перейти на страницу:

Все книги серии Экономическая теория

Зомби-экономика
Зомби-экономика

В книге известного австралийского экономиста Джона Куиггина предлагается критический анализ системы экономических и политических идей («великое смягчение», гипотеза эффективного рынка, теория динамического стохастического общего равновесия, «обогащение сверху вниз» и приватизация), сложившейся в последние три десятилетия и сыгравшей, по мнению автора, определяющую роль в наступлении недавней Великой рецессии. Куиггин показывает, что, несмотря на теоретическое и практическое опровержение этих идей, они будут сохранять доминирующее положение в экономической науке и экономической политике до тех пор, пока не сформируется комплекс убедительных альтернативных идей.Написанная доступным языком, эта провокационная книга представляет интерес не только для экономистов и политологов, но и для широкого круга читателей.

Джон Куиггин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Институты и путь к современной экономике
Институты и путь к современной экономике

Принято считать, что существующие различия в экономике, политике и обществе отражают влияние различных институтов. Но среди экономистов, политологов и социологов нет единого мнения о том, что представляют собой институты, какие силы влияют на их сохранение и изменение и как мы можем повлиять на институциональное развитие. Эта междисциплинарная книга предлагает понятие институтов, которое объединяет внешне противоположные направления институционального анализа в социальных науках. В ней используется единый подход к изучению происхождения и сохранения институтов, их изменения и влияния предшествующих институтов на последующие.Достоинства этого подхода демонстрируются при помощи сравнительных исследований институтов в средневековом европейском и мусульманском мире. Этот сравнительный анализ институциональных оснований рынков и государств и их динамики также способствует пониманию функционирования современных экономик. Он показывает своеобразие европейских институтов и объясняет, как и почему они привели к возникновению современной экономики, поддерживая обезличенный обмен, эффективные государства и использование знаний.

Авнер Грейф

Обществознание, социология
ВВП. Краткая история, рассказанная с пиететом
ВВП. Краткая история, рассказанная с пиететом

Известный британский экономист Дайана Койл прослеживает историю искусственного, абстрактного, сложного, но важнейшего статистического показателя – ВВП – от его предшественников в XVIII–XIX вв. до его изобретения в 1940-х годах, послевоенного «золотого века» и сегодняшнего дня. Читатель узнает, зачем был изобретен этот стандартный инструмент измерения величины экономики, как он менялся на протяжении десятилетий и каковы его сильные и слабые стороны. В книге объясняется, почему даже самые незначительные изменения в ВВП могут определять исход выборов и влиять на важные политические решения. В заключительной главе автор убедительно показывает, что ВВП был хорошим показателем для экономики XX в., но становится все менее подходящим для экономики XXI в., в которой определяющую роль играют инновации, услуги и нематериальные блага.

Диана Койл

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература

Похожие книги

Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное