Страстная неделя

— Как вы думаете, — спросил Растиньяк, — мы в самом деле двинемся в Англию? Мою коляску ни за что не разрешат погрузить…

— Погодите, игра ещё не кончена… — ответил Рошешуар. — Если король поплывёт на корабле, господин Ришелье продолжит сухопутное путешествие и присоединится к своему хозяину, русскому императору, а с ним, разумеется, уедет и господин Стемпковский, наш милый Ваня. Но я, знаете ли, предпочёл бы пробраться в Голландию: голландская кухня лучше…

А Жерико, стоя под дождём, все смотрел на маленький городишко — он видел Пуа только ночью и теперь решил воспользоваться долгим ожиданием и проверить кое-что, весьма важное для него. Оставив Трика на попечение Монкора, он карабкается по крутому склону горы к церкви, и путь кажется ему сегодня гораздо короче; вот и тропинка-она проходит выше маленьких домишек с тесными двориками и ниже запущенного сада с каменными лестницами, что ведут к небольшой площади справа от церкви. С площади Жерико сворачивает на дорожку, совсем такую, какая привиделась ему во сне,

— теперь уж он не очень хорошо помнит, что тогда происходило. Он пытается разобраться в своих сновидениях. Где же место приснившегося ему ночного сборища? Так хочется найти его следы, если они сохранились. И с каждым шагом картина вспоминается все яснее. Вот ворота кладбища. Теодор отворяет калитку, оглядывает могилы; между ними-это чувствовалось по запаху и в ночном лесу-уже цветут подснежники с бледно-зелёными ребристыми листьями, похожими на салат. Теодор наклоняется, рвёт цветы-они именно такие, как рисовало ему воображение: бледно-сиреневые с жёлтой сердцевинкой. Смяв подснежники в руке, он пробирается вдоль крепостной стены, словно прячется от кого-то, кто подстерегает его за стеной, и, обогнув полукруглый выступ бастиона, уже издали видит брешь в обвалившейся стене. Он взбирается туда, из-под ног катятся камешки, и вот он в лесной чаще, вот тропинка, змеящаяся в перепутанных зарослях терновника; земля устлана плющом. Так, значит, это было не во сне! Вот оно, памятное место: дорожки изгибаются, заворачивают и сходятся вверху под большими кривыми соснами. А по склону кругом кустарники с набухшими серыми и желтоватыми почками, с обрывками сухих листьев. Вот молодое деревце с первыми листочками-они расположены букетиками вокруг тонких веточек. А это что такое? Листьев нет, зато висят длинные серёжки-должно быть, семена… Тропинка поворачивает вниз, но к чему теперь пробираться окольными путями? Можно выйти по прямой к той поляне, где скрещиваются дорожки.

И Теодор поднялся туда. На пустынной теперь поляне земля истоптана, и на ней чётко отпечатались следы человеческих ног-наверняка здесь толпилось человек двадцать; сломанные ветки соседних кустарников выдают волнение тех, кто не выступал с речами, а держался в стороне от горящих факелов. Сильно обгоревший факел, возле которого стоял ночью человек с Каирской улицы, подтверждал его смутные воспоминания. Пониже, на глинистом откосе крутого ската, уходившего в чащу кустарника, оказался уступ, и на нем сохранился продолговатый отпечаток человеческого тела-несомненно, тут и лежал притаившийся зритель, примяв прошлогодние опавшие листья, переломав веточки. Итак, это было здесь. Теодор закрыл глаза, чтобы лучше увидеть то, что происходило, чтобы все вспомнить. Он старался воскресить исчезнувшие из памяти слова. Они возрождались не сразу, как-то случайно, сталкивались, переплетались, невозможно было вспомнить, кто и что говорил. Теодор восстанавливал ночную сцену так, как делают набор с иностранного текста, плохо зная язык оригинала, — подбирают литеры одну к другой, не понимая смысла слов. На колокольне пробило семь часов. Здесь, под кустарниками, тоже цвели подснежники, пробиваясь сквозь вездесущий ковёр плюща, а кое-где из-под бурой щетины прошлогодней травы зеленела пучками молодая крапива.

Мушкетёр безотчётно отломал от куста ветку с жёлтенькими распускающимися цветочками и небрежно помахивал ею, как хлыстом. Вот Теодор уже на середине поляны. Откуда здесь беловатый пепел? С места скрещения дорожек под высокими соснами виден пологий спуск к долине, затянутой низкой пеленой тумана. А с другой стороны-круча, нависающая почти что над самой дорогой в Кале, которая идёт из Пуа направо и поднимается в гору.

Все теперь ясно. Ни к чему дольше мешкать тут. Жерико пошёл по одной из дорожек, лучами расходившихся от полянки, — она огибала кладбище, потом выводила к небольшой площади перед церковью и к дороге, обсаженной вязами, так что ему и не понадобилось карабкаться по каменной осыпи и пролезать через брешь в крепостной стене. Значит, все это было на самом деле?

Значит это не фантазия?

Внизу запела труба. Надо торопиться. Слышен сигнал: «По коням!» И вдруг Теодору стало обидно, что он не увидел утром Софи-она ещё спала. Фирмен куда-то исчез. Ну а тот, другой?..

Странное дело, но после ночной прогулки мушкетёру Жерико захотелось поговорить с Бернаром. О чем? О политике? О любви?