Страстная неделя

Егеря двигались по дороге, впереди-Дьёдонне, а за ним десяток улан с пиками, отборных кавалеристов, добавленных к его отряду, — они, в сущности, не входили ни в одну из частей, словно и не были причислены к армии, и не удивительно, что поручик Дьёдонне их не знал. В общем, он был против этой системы: она вносила разнобой в вооружение отряда, а присутствие в нем каких-то особых, отборных вояк нарушало боевое единство и солдатскую солидарность. За деревней Дрейль сквозь сетку дождя увидели Сомму. Она лениво текла между высокими тополями и уже зелёными пастбищами, кое-где прорезанными чёрными ямами торфяных карьеров; река разбивалась на несколько рукавов: одни были проточные, другие заглохшие старицы; взгляд терялся в их лабиринте; а какое множество излучин делала Сомма: то удалялась, то поворачивала назад. Несмотря на упорные, не стихавшие дожди, день выдался необыкновенно тёплый-хотя было не больше двадцати двух градусов, но по сравнению со вчерашней прохладной погодой Роберу Дьёдонне казалось, что стоит удушливый зной, какая-то нездоровая, парная, расслабляющая жара. В Эйли, в Брейли люди выходили из домов поглядеть на проезжавших егерей, даже кричали: «Да здравствует император!» За Брейли Сомма делает излучину в сторону Тиранкура, льнёт к правому холмистому берегу, а между дорогой, что идёт по левому берегу, и рекою тянется длинной полосою болотистая низина с жидкими перелесками и озёрами.

Дьёдонне ехал и думал о том, что ему оказали большое доверие и это очень приятно; разъясняя приказ, полковник не ограничился изложением стратегического плана. А как он сам, поручик Дьёдонне, поступает со своими солдатами? Требует от них повиновения, но ведь ничего им не объяснил. Значит, надо сделать привал в Пикиньи и там поговорить с ними.

Через час прибыли в Пикиньи. Дьёдонне ожидал увидеть город, а оказалось, это просто большая деревня в триста дворов с населением в тысячу двести душ. Приём здесь оказали восторженный, вывесили трехцветные флаги, которые прятали при Бурбонах; жители Пикиньи, в целом народ бедный-добытчики торфа да ткачи, работавшие для амьенских и абвильских мануфактур, — пожелали угостить вином императорских кавалеристов.

Выяснилось, что о королевской гвардии они ничего не знают, никого не видели. Лавочник решительно отказался брать деньги за табак, купленный у него поручиком. Пришли люди из ШоссеТиранкура, с правого берега Соммы. Они сказали, что видели, как проходил отряд императорских егерей, который шёл из Амьена, направляясь к Фликсекуру. Итак, встреча была превосходной, все очень приятно, но разговоры разговаривать некогда. Дьёдонне собрал свой отряд и повёл его на гору, где виднелся полуразрушенный замок в духе тех руин, которые так милы Шатобриану и английским поэтам. Но поручику конно-егерского полка Роберу Дьёдонне развалины были не по душе-ни в каком виде. Зато с горы далеко видна была долина, перерезанная озёрами, и вздымавшиеся на ней голландские тополя, тёмные пятна сушилен и чёрные ямы торфяных выработок, словно могилы, вырытые для жертв предстоящей резни; и повсюду-в полях, на пастбищахдымились, несмотря на дождь, кучки торфа. Но Робера интересовала не долина, а то, что было за развалинами башен и древних стен, — пустынное пространство, испещрённое белыми и лиловыми пятнами, необозримое голое плато, на котором земля почти нигде ещё не была вспахана. Скверная просёлочная дорога, шедшая из Эрена, наискось пересекала это плато и спускалась в глубокую ложбину, тянувшуюся за Пикиньи. Вдали на дороге Робер заметил повозку, ехавшую навстречу отряду. Подождали её. В ней везли из Эрена конопляное масло и мешки для зёрна; возчик, оказалось, видел королевские войска: он утверждал, что какие-то конные солдаты в красных мундирах движутся к Абвилю по той дороге, что идёт на Кале. И больше ничего нельзя было вытянуть из этого молчаливого небритого пикардийца, закинувшего за плечо длинный кнут.

— Но уж что касаемо беспорядка, то уж действительно беспорядок у них… хуже некуда… Шайка бездельников!.. Все верхами, а челядь ихняя везёт господский скарб, да только коляски-то увязают в грязи…

На плато, у замка Пикиньи, поручик Дьёдонне велел своим конникам стать вокруг и обратился к ним с речью… Он, разумеется, не сказал своим егерям того, что ему доверительно сообщил Симоно, — это их не касалось. Важно было только, чтобы они не стали слепыми исполнителями непонятного им приказа. Особо обратился он к отборной десятке, вооружённой пиками, — уланы совсем ещё не знали его, и он хотел вызвать в них чувство ответственности и солидарности.