Страстная неделя

При свете дождливого дня Марк-Антуан видит ближе ее лицо и лучше может его рассмотреть. Оказывается, она не старуха. Измученная, увядшая женщина, но не старуха. Она шумно дышит и смотрит. Смотрит с бесцеремонностью животного. В глазах огонек любопытства. Смахнула со лба раненого муху. Рука у нее грязная и уже изуродованная ревматизмом. Бледные губы дрогнули, и она как будто невольно сказала: «Красивый малый…» Марк-Антуан взглянул ей в лицо, и ему стало страшно, страшнее, чем от соседства старика, — столь недвусмысленно говорила в ней плоть. Он снова простонал: «Пить!» И женщина вдруг взволновалась, вся подобралась и, выпрямившись, запричитала: вот какие бессовестные, вертятся вокруг, точно мухи, смотрят, как мучается человек, а не подадут испить такому красавцу! Поднялась суета, бородатый старик исчез, темные фигуры замахали руками, стали что-то передавать друг другу, и внезапно Марк-Антуан почувствовал у своих губ нечто тяжелое и мокрое — кружку… Он открыл рот, глотнул. Какой-то странный сладковатый напиток, не то пиво, не то сидр, какая-то тягучая жидкость, а женщина говорила: «Пейте, пейте…» — и еще какие-то непонятные слова. Подсунув руку под его затылок, немного приподняла ему голову. Ох! больно! Но ведь надо же попить… И вдруг кружка выпала из руки, подносившей ее к губам раненого, жидкость потекла по его шее, полилась за рубашку, по груди. Раздался громкий крик. Что случилось?

Женщина корчится, изгибается, откидывается назад, хватается за живот. Волосы ее рассыпались, плечи вздрагивают, грудь тяжело дышит. Она отходит куда-то в тень, дети цепляются за ее юбки и тоже кричат. Она копошится в темном углу. Марк-Антуан не может повернуть головы, но догадывается, что там грязное логово, на которое рухнула эта грязная туша. Что же случилось? Он спрашивает старика взглядом — тот вернулся подобрать свою палку, упавшую около носилок.

— Схватки… — отвечает старик, и лицо у него становится мудрым, как у всех людей, близких к природе.

Все, однако, успокоилось. Это были только первые схватки, только предвестники родов. Старший из детей разжигает огонь в очаге.

— Хорошенько разожги, а то уже смеркается.

Дымное пламя начинает освещать картину… И Марк-Антуан вдруг чувствует, что он будет жить.

XIII. Зерна будущего

Ровно в шесть часов лилльский префект господин де Симеон прибыл на обед к королю. Вернее, к мэру города господину де Бри-год, у которого были отведены покои королю и свите. Бригодовский особняк, больше известный как Авеленовский, — поместительное и очень красивое здание, — находился на северной окраине Лилля, и, возможно, выбор пал на него как раз потому, что оттуда его величеству было легче податься в Дюнкерк, не проезжая снова через весь город, что, ввиду настроения гарнизона, было нежелательно. Охрана короля была поручена капитану Ванакеру, командиру отряда, состоявшего из королевских гренадеров, в которых были не очень-то уверены, и артиллеристов местного гарнизона, по имеющимся данным вполне благонадежных. Согласно сведениям, полученным префектом, между гренадерами и артиллеристами уже были стычки, и теперь опасались, что дело может дойти до драки. Маршал герцог Тревизский как раз говорил об этом королю. Здесь же были Бертье, Бернонвиль, Макдональд, все генералы, министры, поспешившие в Лилль, Жокур, Бурьен, аббат Луи, аббат де Монтескью, вся свита, господин де Блакас, князь Пуа, герцог Дюра, герцог Круа, герцог Граммон, принц Конде, герцог Орлеанский, человек пятьдесят гостей и, само собой разумеется, господин де Бригод, несколько местных жителей и отец Элизе.

В окно большого зала был виден двор, где стояла стража, но его величество разговаривал с маршалом Мортье в другом углу комнаты и смотрел в противоположную сторону, в сад, где на кустах, сразу зазеленевших после теплого сегодняшнего дождика, уже распустились почки. Король обратил на это внимание маршала, тоже не знавшего, что это за кусты, и сказал, что надо спросить господина де Бригод.

В том углу, где герцог Граммон и князь Пуа весьма резко отзывались о поведении гарнизона при въезде короля в город, явно чувствовались тревога и гнев. И не скажу точно кто, — кажется мне, чей-то адъютант, — заявил во всеуслышание:

— Что же, если эти господа недовольны, придется только послать нарочного в Турнэ, опустить подъемный мост и ввести в Лилль двадцать батальонов англичан, а уж те, будьте покойны, вправят им мозги.

Король, который, как и все присутствующие, услышал эти слова, обернулся и остановил вопросительный взгляд на Мортье. Маршал пробормотал:

— Какая неосторожность! Такие вещи не говорят, а делают…

Когда сели за ужин, стало ясно, что предшествующие разговоры, которые теперь замолкли, не вселили бодрости в собравшихся, ибо, несмотря на изысканно сервированный стол и роскошную обстановку, вид у всех был мрачный. Герцог Орлеанский сидел по правую руку от его величества, и нельзя сказать, чтобы беседа между ними была оживленной.