Страстная неделя

Разгулявшиеся нервы, вероятно, побудили Бертье всю неделю под разными предлогами искать случая поговорить с Сакеном. В среду на следующей неделе он узнал от генерала Сакена, что русские лейб-кирасиры пройдут завтра около двенадцати дня по городу. Весь Бамберг говорил об этом. Во дворце за обедом только о кирасирах и шла речь. Мария Елизавета, правда, видела, что с ее мужем творится что-то неладное. В спальне она попыталась заговорить с ним о скором возвращении в Париж. Он промолчал. Она сказала:

— Я буду счастлива свидеться с Джузеппой… меня беспокоит ее здоровье…

Он промолчал, и они легли спать. Мария Елизавета всю ночь чувствовала, что муж ворочается в постели. Ей хотелось заговорить с ним, но она не могла, она до смерти устала. А потом — что сказать? Последнее время ничто ему не мило. Все, что ни говорится для его успокоения, только раздражает его. Накануне вечером, когда он раздевался и она опять увидела у него на шее цепочку с двумя ключиками — один подлиннее, а другой совсем маленький, — которую он не снимал с тех пор, как приехал в Бамберг, княгиня Ваграмская, до того ни разу его об этом не спрашивавшая не столько из деликатности, сколько просто по свойству характера (вопросы были не в ее стиле), княгиня Ваграмская вдруг спросила:

— Что это за ключики у вас на шее, мой друг?

В сущности, ей это было безразлично. А потом она знала: тот, что подлиннее, от запертого стенного шкафа, незачем было и спрашивать. И спросила-то она просто так, чтобы что-нибудь сказать, прервать ставшее невыносимым молчание, отвлечь мужа от мрачных, тревожных дум. И какая же это оказалась неудачная мысль!

— Почему вы спрашиваете именно сегодня? Я всегда их ношу, вы не раз эти ключики видели… Впрочем, вы следите за мной, я это знаю… Не успею я подняться к детям, как уже слышу на лестнице ваши шаги! — И так далее, и так далее. Но ответить он не ответил.

Итак, в то утро русский лейб-гвардии кирасирский полк, отправлявшийся в Бельгию, чтобы сражаться против французов, должен был продефилировать по Бамбергу, и все население города было охвачено тем возбуждением, которое Мария Елизавета называла «немецкой горячкой». Она собиралась в город, но ей посоветовали убедить мужа не покидать резиденции. Утром он несколько раз подымался в детскую, откуда в подзорную трубу было видно поле, где строились русские войска. Мария Елизавета опасалась, что ее советы рассердят мужа, однако, когда она сказала, что ему лучше не выезжать сегодня, он не вспылил, не стал кричать, что он уже не мальчишка, что это невыносимо… Он не сказал ни слова. Он был мрачен и подавлен.

— Погода, правда, очень хорошая, так или иначе вам, мой друг, остается сад.

Этого говорить не следовало, она прикусила язык. Но нет, ничего. Александр в это утро был очень спокоен. Может быть, немного грустен, но очень спокоен.

Ему остается сад. Ничего больше. Он провел часть утра в саду, как ему посоветовали. Антуан следил за ним из окна. Его светлость князь Ваграмский ходил по саду — вот и все. Потом дети, то есть двое старших, вышли погулять. Мадемуазель Гальен, у которой были дела в доме, привела их в сад, обменялась двумя-тремя фразами с маршалом, присела в реверансе и ушла. Во что играли дети? Девочка бегала за братом и не могла его догнать. Потом ее отвлекла бабочка. Мальчик что-то крикнул, и она заплакала. Мысли его светлости, верно, были далеко. Вместо того чтобы утешить девочку и пожурить мальчика, как следовало ожидать, он вдруг направился к крыльцу с видом человека, которого поразила неожиданно возникшая мысль. На крыльце он минутку постоял в нерешительности, затем устремился во дворец. Соборные колокола звонили во всю мочь, но даже сквозь этот звон слышны были звуки приближающегося военного оркестра. Несомненно, в Бамберг входили вышеупомянутые кирасиры.

В спальне, во втором этаже, было распахнуто окно в сад, откуда доносился чудесный свежий аромат. Маршал расстегнул воротник и вытащил золотую цепочку с двумя ключиками, которую носил на шее, перетянул ее наперед и с трудом открыл ногтем довольно сложный замочек. Он достал из шкафа шкатулку и поставил ее на кровать. Комнату только что убрали, аккуратно постеленное покрывало смялось под тяжестью шкатулки. Бертье вставил маленький ключик в замок шкатулки, — разгулявшиеся нервы, не что иное, побуждали его еще раз взглянуть на драгоценности. Но колокола, медь и барабаны на улице остановили его, и он изменил свое решение: он бросил все как было — шкатулку, ключи, цепочку, — а сам быстро подошел к тому окну, что выходит на улицу, поставил ногу, как на ступеньку, на подоконник, чтобы увидеть кирасирский полк, который еще не вышел из-за угла на площадь.