Страстная неделя

Так его застала мадемуазель Гальен, и, должно быть, он сконфузился, потому что снял ногу с края окна. Мадемуазель Гальен принесла в спальню белье княгини, которое чинила после стирки — пришивала: тут — оторвавшуюся перламутровую пуговичку, там — шелковую ленточку. Она не ожидала, что встретит маршала в спальне и пробормотала что-то в свое оправдание, хотя сорочки, которые она принесла, вполне объясняли ее появление. Бертье посмотрел на нее. Она была уже не так молода, красотой никогда не отличалась, но он представил себе ее девочкой, там, в древнем городе на берегу Соны, куда в IX веке вместе со св. Стефаном пришли венгры… почему он вспомнил об этом как раз сейчас? Военный оркестр гремел под окном.

— Отсюда ничего не видно, — сказал он. — Я хотел посмотреть на этот прославленный полк…

Мадемуазель Гальен положила белье на кровать, около шкатулки. Ее несколько удивили его слова. Маршал должен бы знать, что окрестности, что дорога от Зеегофа в Бамберг видны только с третьего этажа. Ведь он еще сегодня смотрел оттуда в подзорную трубу. Однако она сказала:

— Если бы вы, ваше превосходительство, поднялись в детскую… оттуда, из углового окна, все очень хорошо видно…

И он как будто послушался, направился к дверям, приказав ей одеть поскорей детей для прогулки, — коляска уже ждет внизу, ступайте в сад, мадемуазель Гальен… дети там… Это ее опять-таки удивило: дети были уже одеты, не хватало только перчаток. Тут князь Ваграмский сделал нечто совсем уж неожиданное: проходя мимо мадемуазель Гальен, он взял ее руку и поцеловал. Генрих и Кунигунда надрывались от усердия.

Мадемуазель Гальен не успела прийти в себя, как Бертье уже вышел, а она застыла на месте, держа ту руку, которой коснулся губами его превосходительство, в другой руке; она ничего не понимала, нельзя сказать, чтобы она смутилась, но она была очень, очень удивлена… Даже позабыла о княгинином белье и о том, зачем она здесь. Потом она тоже вышла на площадку лестницы. Вероятно, дверь наверху, в детскую, не заперли, так и прохватывало сквозняком. Мадемуазель Гальен пошла наверх, чтобы закрыть дверь, колокола замолкли, и тут она услышала тяжелые вздохи, — вздыхал мужчина, вздыхал так, что сердце разрывалось от жалости, — и голос маршала, сказавшего совершенно явственно: «Бедная моя родина!» Она остановилась за дверью, боясь быть навязчивой. Потом раздался шум, словно на пол свалилось кресло, и тогда она все же решилась войти в детскую.

Маленькая Елизавета спала в своей колыбельке, засунув в рот палец. Двое старших все еще играли в саду. Но комната была пуста, я хочу сказать, что маршала там не было или уже не было. На невысокую приступочку перед окном было поставлено кресло, а рядом на полу лежала подзорная труба. Через открытое окно с улицы врывались крики толпы, гром духового оркестра и оглушительный трезвон Генриха и Кунигунды, ретивее прежнего принявшихся за свое.

Когда тело маршала, ударившегося головой о мостовую, внесли в дом, все, естественно, подумали, что у него закружилась голова. Антуан плакал и все время твердил, что сегодня утром, когда он брил герцога, его светлость казался таким веселым, таким счастливым. Только когда Мария Елизавета, вернувшись домой, спросила мадемуазель Гальен, что это за шкатулка у нее на кровати, возле белья, обе они поняли, что произошло. И вдруг княгиня обняла няню, и они вместе заплакали, а затем шепнула ей на ухо, что никто не должен этого знать.

Всю жизнь в ушах мадемуазель Гальен будут звучать вздохи, доносившиеся из детской, в которой, когда она туда вошла, никого уже не было. Двадцать раз допрашивали ее об этих последних минутах. Особенно после того, как по Бамбергу распространился идиотский слух об убийстве: говорили, будто утром, когда русская гвардия проходила по городу, немецкие патриоты — пять или шесть человек — проникли во дворец и выбросили из окна маршала Бертье, мстя за казненных тугендбундовцев. Как они прошли, почему никто их не видел… но слух держался упорно, и, чтоб его опровергнуть, пришлось разрешить допросы. Конечно, обсуждалась и версия самоубийства. Но какой отец выберет спальню своих детей, чтобы выброситься из окна? И в конце концов вернулись к первой версии — потеря сознания; все знали, что маршал был подвержен ужасным сердцебиениям, к тому же вскрытие показало, что у него был не в порядке желудок, а это вызывает головокружение.

Всю жизнь мадемуазель Гальен будет слышать эти тяжелые вздохи и голос, говорящий: «Бедная моя родина!» Никто не знает, откуда у нее появилась привычка поглаживать левой рукой правую, как только в разговоре с ней коснутся некоторых вопросов. Не знают также, почему она плачет, когда весной в доме бывает сквозняк.

* * *

В начале восьмого к маршалу вошел Антуан с горячей водой и подносиком для бритвенных принадлежностей, он раздвинул занавеси и в комнату заглянул дождливый день. Бертье никак не мог очнуться, прийти в себя после нелепых снов, которые преследовали его под утро. На улице громко хлопали ставни.