Страстная неделя

— Все поняли? Да? Можете не скакать всю дорогу сломя голову. Остановитесь в Пикиньи, разведайте, не занят ли просёлок между Пикиньи и Эреном… Затем не спеша двигайтесь к Пон-Реми. Никаких глупостей не делать. Постарайтесь только, чтоб они увидели вас. Вот и все… Пожалуй, достаточно будет сосредоточиться в Лонпре и послать к Пон-Реми лишь нескольких кавалеристов, дать им приказ только показаться противнику и немедленно возвратиться к отряду. Оставляю это на ваше усмотрение… Вы толковый офицер, я читал ваши донесения.

Сущее безобразие, что у вас до сих пор нет третьей нашивки.

Имейте в виду, что ещё одна колонна развернётся по правому берегу Соммы. Если понадобится, соединитесь с нею. Нынче вечером мы выступаем на Дуллан.

Отряд Дьёдонне снялся с места около полудня. Часа полтора двигались по дороге, проходившей у подножия холма, реки ещё не было видно. Проезжали через деревни, вернее, скопища лачужек у перекрёстка дорог. Долина Соммы в середине марта только начинает зеленеть. И все же чувствовалась буйная сила уже пробуждавшейся растительности: со склона косогора деревья протягивали к всадникам, словно руки, серые и узловатые толстые ветки; побеги плюща, омелы спускались с них завесами и гирляндами до самой земли, устланной ковром опавших листьев.

Природа напоминала старуху в запылённом платье — стала старуха неряшлива, не следит за собой, к тому же исхудала, вся высохла, а все-таки видно, что была хороша собой в молодые годы, когда по её плечам рассыпались волны блестящих и мягких волос. Прорезая это переплетение серых тенёт, тянулись под дождём к нависшему небу высокие деревья, и в чёрном узоре их ветвей виднелось множество жёлтых и рыжих шаров остролиста.

Егеря двигались по дороге, впереди — Дьёдонне, а за ним десяток улан с пиками, отборных кавалеристов, добавленных к его отряду, — они, в сущности, не входили ни в одну из частей, словно и не были причислены к армии, и не удивительно, что поручик Дьёдонне их не знал. В общем, он был против этой системы: она вносила разнобой в вооружение отряда, а присутствие в нем каких-то особых, отборных вояк нарушало боевое единство и солдатскую солидарность. За деревней Дрейль сквозь сетку дождя увидели Сомму. Она лениво текла между высокими тополями и уже зелёными пастбищами, кое-где прорезанными чёрными ямами торфяных карьеров; река разбивалась на несколько рукавов: одни были проточные, другие заглохшие старицы; взгляд терялся в их лабиринте; а какое множество излучин делала Сомма: то удалялась, то поворачивала назад. Несмотря на упорные, не стихавшие дожди, день выдался необыкновенно тёплый — хотя было не больше двадцати двух градусов, но по сравнению со вчерашней прохладной погодой Роберу Дьёдонне казалось, что стоит удушливый зной, какая-то нездоровая, парная, расслабляющая жара. В Эйли, в Брейли люди выходили из домов поглядеть на проезжавших егерей, даже кричали: «Да здравствует император!» За Брейли Сомма делает излучину в сторону Тиранкура, льнёт к правому холмистому берегу, а между дорогой, что идёт по левому берегу, и рекою тянется длинной полосою болотистая низина с жидкими перелесками и озёрами.

Дьёдонне ехал и думал о том, что ему оказали большое доверие и это очень приятно; разъясняя приказ, полковник не ограничился изложением стратегического плана. А как он сам, поручик Дьёдонне, поступает со своими солдатами? Требует от них повиновения, но ведь ничего им не объяснил. Значит, надо сделать привал в Пикиньи и там поговорить с ними.

Через час прибыли в Пикиньи. Дьёдонне ожидал увидеть город, а оказалось, это просто большая деревня в триста дворов с населением в тысячу двести душ. Приём здесь оказали восторженный, вывесили трехцветные флаги, которые прятали при Бурбонах; жители Пикиньи, в целом народ бедный — добытчики торфа да ткачи, работавшие для амьенских и абвильских мануфактур, — пожелали угостить вином императорских кавалеристов.