Страстная невеста для ненасытного Дракона

Что-то изменилось в мире, и Данкан сам изменился. Передумав все произошедшее, переосмыслив все, поутру он вышел из своей каюты больше Драконом, чем человеком.

Люди казались ему чем-то мелким и ничтожным, и он внезапно понял, что с удовольствием поотрывал бы им головы, чтобы они не докучали ему и не лезли с испуганными вопросами. Пламя первой любви опалило его сердце, напомнив, что мир полон не только беззаботными наслаждениями, но и разочарованиями, и ни за какие деньги не получишь желаемого, если на то есть чья-то чужая воля. Не получавший отказ никогда и ни от кого, не ведающий глубоких чувств, Данкан вдруг понял, насколько же это невыносимо, как это больно и тяжело — быть отвергнутым. Наверное, этого было достаточно, чтобы он повзрослел и понял, что он слишком отличается от людей.

Люди…

За долгие годы своей жизни он слишком сроднился с их племенем, слишком близко подпустил к себе, слишком глубоко впустил в свое сердце, слишком многое позволял и был слишком терпелив с ними, с их слабостями и глупостью. Не обращал внимание на неудовольствие, что высказывали моряки, когда он брал с собой свой гарем… Моряки видели в нем всего лишь избалованного мальчишку, который — это правда, — в нужный момент избавлял их от опасности. Но вот стихал бой, Дракон складывал крылья и оставались шепотки, полные неуважения, за его спиной. Это надо бы прекратить. Опершись о борт, Данкан глянул в пляшущие волны и усмехнулся. Пожалуй, в этом они правы. К чертям этих девок; всех выгнать на берегу.

Кажется, это он произнес вслух; и боцман, который как всегда угодливо был рядом, удивленно охнул, услышав резкий приказ от Данкана в такой несвойственной ему манере.

— Вы поняли? — переспросил Данкан, обернувшись к боцману. — В Суиратоне первым делом избавиться от них ото всех. Дать всем денег и прочь с корабля.

Его голос был жестким и хриплым, в нем бушевало пламя, яростно рвущееся ввысь, и боцман не осмелился ни переспросить, не уточнить ничего, лишь молча поклонился с преувеличенным уважением. Это еще больше разозлило Данкана; он кожей чуял испуганное подобострастие, которым сочилась вся фигура боцмана. Запах страха — тонкого пота, выступившего на висках человека, — учащенное дыхание, запах крови — Данкан учуял это та ясно, словно весь воздух вокруг был пропитан этими удушливыми запахами. Страх… Драконы не чувствуют страх так, как люди. Они не боятся смерти, потому что знают — все конечно. Они не боятся боли — они привыкают ее терпеть. Они не боятся крови — на своем веку они повидали ее немало.

А люди слишком хрупки и нежны. Лишь сжать покрепче ладонь — и дух вон из стиснутого тела. Они слишком юны — даже их старцы, — в сравнении с драконами, они еще не научились мудрости, да никогда и не научатся.

— Но зачем нам в Суиратон? — удивился боцман. Данкан неприязненно глянул на него чрез плечо — слишком остро, слишком страшно и зло, так, что человек отшатнулся от этого взгляда, словно его по лицу полоснули ножом.

— Затем, — с тихой злостью ответил Данкан. Ему не хотелось объясняться с человеком, Дракон испытал неведомое ему прежде раздражение оттого, что этот хрупкий мясной мешок требует у него каких-то пояснений вместо того, чтобы молча повиноваться. — Золотые яйца попали в руки Мертвых Богов. Еще день, еще два — и кто-то из них займет трон Первого Бога. Пять яиц… это великое могущество. Если мы не перехватим посланца, то быть большой беде. Вышлите голубя с посланием Повелителю. Я отправляюсь в погоню за этим посланцем, и да помогут мне высшие силы.

От этих слов боцман, обычно человек сдержанный, мужественный и собранный вдруг изменился в лице и затрясся, словно лист на ветру.

— Но господин Дракон, — пробормотал он. В горле его булькало, словно он захлебнулся морской водой. — Вам нельзя… нельзя приближаться к Мертвым Богам!

Последнее он выкрикнул буквально в истерике, и Данкан рассмеялся недобрым коротким смешком.

— Это почему же? — спросил он зловеще, хотя отлично знал ответ. Просто боли в его душе становилось все больше, с каждой минутой, с каждым мигом в разлуке с Клэр ее было все больше и больше, она проникала в кровь и отравляла Данкана своим жестоким ядом, и он хотел отплеснуть щедро хоть кому-то этой муки, этого страха и тоски, что заставляли его жить, умирая каждый миг.

— Потому что, — выкрикнул боцман. Страх плавал в его глазах, жуткий страх, лишающий разума. — Одно прикосновение, и вы…

— И я — что!? — зашептал Данкан, одним прыжком оказавшись рядом с боцманом, с наслаждением заглядывая ему в глаза, наслаждаясь его страданиями, теми, что сам причинил ему. — Что — я, человек? Стану кровожадным чудовищем, которое без сожаления растерзает вас всех, маленьких и слабых людей?