Страстная односторонность и бесстрастие духа

Дай вам Бог с корней до крон
без беды в отрыв собраться.
Уходящему – поклон.
Остающемуся – братство.

Вспоминайте наш снежок

посреди чужого жара.
Уходящему – рожок.
Остающемуся – кара.

Всяка доля по уму:

и хорошая, и злая.
Уходящего – пойму.
Остающегося – знаю.

Край души, больная Русь, –

перезвонность, первозданность
(с уходящим – помирюсь,
с остающимся – останусь) –

дай нам, вьюжен и ледов,

безрассуден и непомнящ,
уходящему – любовь,
остающемуся – помощь.

Тот, кто слаб, и тот, кто крут,

выбирает каждый между:
уходящий – меч и труд,
остающийся – надежду.

Но в конце пути сияй,

по заветам Саваофа,
уходящему – Синай,
остающимся – Голгофа.

Я устал рубить с плеча,

мерить временным безмерность.
Уходящему – печаль,
остающемуся – верность.

Благословение борется здесь с горечью, с мыслью о России, оставленной ее сынами. Равновесие неустойчиво, и в другом стихотворении горечь вырвалась на первое место. Хотя по-прежнему – без ненависти к уезжающим. Только с болью:

…Броня державного кордона
как решето.
Вам светит Гарвард и Сорбонна,
а нам-то что?

Пусть будут счастливы, по мне хоть

в любой дали, –
но всем живым нельзя уехать,
с живой земли,

С той, чья судьба еще не стерта

в ночах стыда,
а если с мертвой, то на черта
и жить тогда?..

Это не риторика, не пустые слова. Чичибабин не мог отделить себя от России, не мог отделить Россию от себя. В «Красных помидорах» он пишет о своей личной беде, о потере свободы, но в образном строе стихотворения эта беда, помимо логики, становится бедой России, и даже не только нынешней, а во все века истории:

Кончусь, останусь жив ли, –
чем зарастет провал?
В Игоревом Путивле
выгорела трава.
Школьные коридоры,
тихие, не звенят…
Красные помидоры
кушайте без меня.
Как я дошел до прозы
с горькою головой?
Вечером на допросы
водит меня конвой…

Точно так же становятся личной бедой границы, рассекшие страну. Они все шли по его сердцу и разрывали его. Болезненно чувствительный к праву другого, к чужой обиде, Чичибабин считал себя обязанным не противиться борцам за незалежность и голосовал за независимость Украины. Но когда раздел совершился – он пережил его как собственную смерть. Вернее, он просто не пережил его.

…С мороза душу в адский жар
впихнули голышом, –
я с родины не уезжал,
за что ее лишен?

Какой нас дьявол ввел в соблазн,

и мы-то кто при нем?
Но в мире нет ее пространств
и нет ее времен.

Исчезла вдруг с лица земли

тайком в один из дней,
а мы, как надо, не смогли
и попрощаться с ней.

Что больше нет ее, понять

живому не дано:
ведь родина – она как мать,
она и мы – одно…

…

Из века в век, из рода в род
венцы ее племен
Бог собирал в один народ, –
но Божий враг силен.

И чьи мы дочки и сыны

во тьме глухих годин,
того народа, той страны
не стало в миг один.

При нас космический костер

беспомощно потух.
Мы просвистали свой простор,
проматерили дух.

К нам обернулась бездной высь,

и меркнет Божий свет…
Мы в той отчизне родились,
которой больше нет.

Эти стихи вне политики. Просто о боли. Чичибабин, может быть, и еще раз проголосовал бы – против себя – за других…