— Почему? — недоуменно спросила Кэтрин. — Я знаю, ты хотел этого поцелуя не меньше, чем я.
Он не мог на нее смотреть. Да, он жаждал этого поцелуя гораздо сильнее, чем она, но не мог в этом признаться.
— Уже поздно, нам пора возвращаться, — угрюмо обронил он.
— Но мы только вышли, — попыталась возразить Кэтрин.
— Достаточно.
Он быстро зашагал к дому. Ему нужна дистанция, чтобы не чувствовать аромат ее духов и притягательность ее тела. Он почти бежал.
— Аларик. — Запыхавшаяся Кэтрин едва за ним поспевала. — Почему ты от меня бежишь?
— Я не бегу, я…
А что он на самом деле делает? И правда убегает. Она права. Он бежит от чувств, которые она в нем пробудила и которые перекрыли его чувство вины.
— Чего ты боишься?
Он резко обернулся, не обращая внимания на то, что она была так близко и что свет из дома освещал каждый сантиметр его уродливого шрама. Теперь это его оружие. Оружие и защита.
— Посмотри на меня, Кэтрин. — Он схватил ее за руки и притянул к себе. — Посмотри!
— Я смотрю! — сердито ответила она. — И что? Не понимаю, к чему ты клонишь.
Он почувствовал, как она задрожала в его руках, и отпустил ее, втянув воздух.
Дрожала не она, а он. Все его тело содрогнулось. Он так долго подавлял в себе чувство вины, злость, гнев, и вот сейчас выплескивал это на нее, хотя она этого не заслуживала.
— Прости меня, Кэтрин.
— Мне не нужны твои извинения. Я хочу, чтобы ты объяснил, что с тобой происходит. Я хочу, чтобы ты перестал отталкивать меня.
— Только потому, что мы когда-то были друзьями, Кэтрин, — он вспомнил ее предыдущий вопрос и использовал его, чтобы нанести самый болезненный удар, — не значит, что мы можем стать ими снова.
Его удар достиг цели. Ее глаза расширились. В них плескалась боль.
— Что, черт возьми, с тобой случилось, Аларик?! Перестань убегать и просто поговори со мной!
— Это случилось, Кэтрин! — Он развернулся на каблуках, ткнул пальцем в щеку. — Это!
Ее глаза сверкнули.
— Разве это причина, чтобы отталкивать всех? Тебе больно, и мы хотим… мы хотим тебе помочь. Пожалуйста, позволь нам тебе помочь.
Он уставился на нее, пытаясь подобрать слова.
— Я в порядке, Кэтрин, — выдавил он наконец. — Почему ты не можешь просто принять это?
— Потому что это не так. Человек, которого я знала, никогда не был бы счастлив в подобном положении.
— Человека, которого ты знала, больше не существует.
— Может быть, он не… — Она облизнула губы. — Конечно, авария тебя изменила, но ты можешь принять себя и таким.
— Каким? — горько усмехнулся он. — Сломанным и поверженным?
— Нет. — Она яростно замотала головой. — В том-то и дело, что ты выбираешь быть таким, ты позволяешь своим шрамам определять твою жизнь. А мы хотим, чтобы ты вернулся.
— Я больше не принадлежу этому миру, — упрямился он.
— Конечно, принадлежишь, и в глубине души ты тоже это знаешь. Ты тоже этого хочешь. Я вижу это, когда смотрю в твои глаза, я вижу это, когда ты говоришь о Фло, я поняла это, когда ты меня целовал.
Она снова шагнула к нему, ее рука поднялась, чтобы еще раз коснуться его щеки.
— Мы этого не видим, Аларик.
Он сглотнул, пытаясь подавить поднимающуюся внутри волну надежды.
— Мы видим тебя.
— Но я не… я не вижу себя прежним.
Он отстранился, запустил руки в волосы и направился к дому. Ему нужно убраться подальше от нее.
— Ты можешь продолжать винить во всем аварию и полученные шрамы, — с отчаянием в голосе говорила Кэтрин, следуя за ним по пятам. — И Фло так же считает. А вот я думаю, что ты просто боишься жить снова.
Он рывком отворил дверь, надеясь, что Доротея и Андреас уже ушли и не станут свидетелями выпадов Кэтрин против него…
— Я думаю, ты боишься наслаждаться жизнью и того, что случай снова может выбить почву из-под ног.
Он сжал кулаки и продолжал идти, ускоряя шаг.
— Я этого не потерплю, Аларик! — крикнула она ему вслед. — Тебе нужно перестать так чертовски жалеть себя, выбраться отсюда и просто жить.
Он замер на следующем лестничном пролете, ее слова поразили его в самое сердце.
— Ты думаешь, это из-за того, что я жалею себя и боюсь того, что жизнь может преподнести очередной сюрприз?
Он покачал головой, его улыбка была холодной.
— Вот Фреду не о чем беспокоиться. Он не может каждое утро просыпаться рядом со своей женой и наблюдать, как растет его дочь. Ему было что терять, а я… У меня никого не было. И все же выжил я, а не он.
Кэтрин ахнула, прижав руку ко рту. Потом ее рот приоткрылся, но слов не было, и он был рад этому… Он услышал достаточно.
— Спокойной ночи, Кэтрин.
Он отвернулся, оставив ее, замершую в шоке, стоять там, пока он мчался вниз по оставшимся ступенькам.
— У тебя была семья, Аларик. — Ее тихий шепот донесся до него сквозь шум крови в ушах. — У тебя были мы.
Боль пронзила его, и он тряхнул головой, отказываясь признавать ее правоту, испытывая облегчение от быстро наступившей тишины — ни звука шагов, ни обвиняющих слов… Он свободен и может побыть один.
Именно так он видит свою жизнь.
Так почему же ему так тошно?