Европа для торговли потому и заманчива, что здесь жизнь устоялась. Не ограбят, город от города недалеко. Регулярную торговлю с Азией приходится начинать со строительства военного корабля. Водный путь куда дешевле караванного, много скорее, но — разбойники! Прежде чем думать о прибылях, думай, сколько можешь потерять.
На прошлой неделе пришлось отправить государев указ воеводам Астрахани и Чёрного Яра: «Живите с великим бережением. На Дону собираются многие казаки и хотят идти воровать на Волгу, взять Царицын и засесть там».
Молодой атаман донской казак Степан Разин с тысячью вольных людей оседлал высокие берега реки Тишини, переждал половодье, перебрался на Волгу и ограбил первый же речной караван. То ещё полбеды. На службу к разбойному атаману перешёл патриарший струг во главе с патриаршим сыном боярским Лазункой Жидовином. Жидовин небось шкуру спасал, но каков соблазн для других!
Теперь вся Волга трепещет, а был бы корабль — от казачьих стругов щепки бы летели.
Выходило, что затея с верфью дважды ко времени.
Афанасий Лаврентьевич, готовясь к встрече с голландскими моряками, просмотрел все бумаги о Дединове.
Хорошее место выбрал государь, но без стоящего распорядителя работ воеводы угробят дело... Кого поставить? Кого?
Только теперь, будучи одним из первых лиц в государстве, с высоты своего положения, Ордин-Нащокин ясно увидел коренную немочь России. Служилых людишек — множество, но совершенно нет государственных мужей, пекущихся о пользе Отечества. Царю норовят угодить ради милостей. Для себя стараются.
«Немца придётся в Дединово начальником посылать», — подумал Афанасий Лаврентьевич и затосковал, понимая, что старые дьяки, Дохтуров и Голосов, ему не помощники.
Вдруг душа встрепенулась: ухо уловило весёлый шум многих шагов.
Вскочил, схватил боярскую шапку, кинул, опустился в кресло, поспешая нагнать на лицо величавости, и не усидел, вышел навстречу иноземцам стремительно, простосердечно.
Голландские корабельщики были огромные, все четверо. Кафтаны узкие, ладные. Ноги в ботинках, в чулках. Штаны короткие. С корабельщиками были два толмача, Шкермс и Кастер, и посланный Ордин-Нащокиным для встречи и сопровождения гостей подьячий Новгородской чети Яков Полуехтов.
— Приветствую вас, господа, в стольном граде Москве. Да благословит вас Бог, ибо приехали вы ради великого государева дела! — сказал Ордин-Нащокин торжественно, весьма приосанившись.
Гости один за другим назвали себя: корабельщик Гельт, кормщик и плотник Вилим фан ден Стрек, кормщик Тимофей фан ден Стрек, корабельный работник Минстер.
Афанасий Лаврентьевич чуть выждал, не будет ли ответных речей. Речей не было. Пригласил в свою палату, где иноземные корабельщики получили первое месячное жалованье. Гельт — восемьдесят рублей, Вилим Стрек — шестьдесят пять, его брат Тимофей — тридцать шесть, Минстер — тридцать.
— Что нужно приготовить заранее для большого корабля? — спросил Ордин-Нащокин Гельта.
— Первое, что нужно боевому кораблю, — оружие, — ответил главный корабельщик. — Фон Сведен заключал с нами договор на строительство судна длиною одиннадцать саженей с полусаженью да поперёк в три сажени... Для такого корабля нужно восемнадцать шестифунтовых пушек, четыре четырёхфунтовые, сорок мушкетов, четырнадцать мешков для переносок пороха и пуль. Шестнадцать деревянных, а лучше жестяных ящиков для пушечных зарядов. Порох, свинец, фитили, ядра, сколько понадобится...
— А много ли нужно плотников для строительства корабля, яхты, бота, шлюпов?
— Не меньше тридцати, да таких, чтоб имели навык в деланье судов. Кузнецы нужны — ковать якоря, всякую железную снасть.
— Сколько кузнецов?
— Четверо.
— Что ж, господа! Отдыхайте с дальней дороги и собирайтесь в близкую, на Оку, а за почин большого дела осушим по чарочке.
Повёл гостей в соседнюю малую палату, где подьячие уже накрыли стол. Угощение было русское: сладкая водочка, хмельной мёд, солёные грузди, рыба, птица и квасок — серебряные гвоздики.
Боярин голландцам понравился.
— Мы готовы ехать, куда нам будет указано, хоть завтра, — сказал Гельт после первой чарочки, а после третьей пообещал: — Я сделаю для великого государя самый превосходный в моей жизни корабль!
Его товарищи согласно кивали головами.
— Мы сделаем добрый, превосходный корабль!
Ордин-Нащокин подумал: «Какой удачный год послал мне Господь. Перемирие, боярство, Посольский приказ и, слава Богу — корабли!»
Зорко глянул на пьющего с иноземцами по-свойски Полуехтова: «Да вот он, распорядитель корабельных работ!»
21
Стрелец Первуша Болявин стоял на страже повыше Красного крыльца, стоял спиной к площади, лицом к дверям в царский терем. Ему надлежало посматривать на крыши, нет ли где какого злодея, а пуще всего — огня или дыма.
Вечерело. Июньский день растратил весь свой жар, дотлевал усталой зарей.
Стрельца тянуло на зевоту. И он зевал. Аж всхрюкивая! И зевнувши этак, возвёл глаза горе да и заскулил по-щенячьи. Над трубами царского терема, в совсем ещё светлом, малиновом небе висело... невиданное.