Стратегическая авиация России. 1914-2008 гг.

Майз установил рекорд, сумев в течение часа управлять израненным бомбардировщиком с работающими моторами только одного крыла. Второй рекорд установила поисково-спасательная службы. Такой концентрации самолетов и вертолетов американская поисково-спасательная служба не знала за все время войны в Индокитае. Все члены экипажа, включая Робинсона, успешно приземлились, а через пятнадцать минут после касания земли уже находились в вертолетах. За этот боевой вылет капитан Майз получил крест ВВС — вторую по ранжиру боевую награду США. Он стал единственным летчиком Стратегического авиационного командования, удостоенным креста ВВС за все время вьетнамской войны.

МиГ

Под щитком из плексигласа,

В центре МиГа,

В буре гневной —

Неподвижный, молньеглазый

Сын бамбуковой деревни.

Жизнь сближается со смертью,

Чтоб убить ее…

Однако

Ошалелой круговертью

Только кажется атака.

Отработанным приемом

МиГ вращается на месте.

И сближается с «фантомом»

Реактивное возмездье.

Бой — всего одна минута,

МиГ в атаке.

Летчик замер

В спазме вдохновенья, будто

Он опять сдает экзамен,

Будто под крылом — не джунгли,

А осиновые рощи,

Упоительно и жутко —

Делать в небе первый росчерк.

Будто, подбоченясь круто,

Отстранив перчаткой солнце,

Там, внизу, стоит инструктор,

Наблюдая за питомцем.

А в глазах его — Гренада,

Халкингольская долина,

Острый воздух Сталинграда,

Тучи мрачные Берлина.

Что он шепчет, старый летчик,

Брат стремительного МиГа?

— Не робей, вьетнамский хлопчик,

Бей, дамти!

Держись, амиго!

ЛЮДИ ДАЛЬНЕЙ АВИАЦИИ

Нам курсантские снятся погоны

В послевоенные годы гражданскую авиацию страны возглавляли известные полководцы и военные летчики, такие, как Павел Жигарев, Евгений Логинов, маршал Борис Бугаев, чуть позже — маршал Александр Волков и генерал-полковник Владимир Андреев. Как правило, в авиацию они пришли из маленьких провинциальных поселков и городков. Ехали, добираясь до училищ в переполненных послевоенным людом поездах, а бывало, и на крышах вагонов, в телогрейках, вельветках, полуголодные, но счастливые, что именно им выпала честь учиться в летных училищах. Позже, вспоминая свою курсантскую юность, поэт Михаил Чернобай напишет такие строки:

Все же были правы замполиты,

Нас, юнцов, группируя в ряды.

Вся воздушная наша элита

Из рабоче-крестьянской среды

Из украинской деревни был и Борис Дмитриевич Грубий, ставший впоследствии заместителем министра гражданской авиации страны. Но мало кто знает, что когда-то он был курсантом Уманского училища, которое готовило летчиков для Дальней авиации. Вот как он рассказывает о своем пути в летчики:

— После окончания школы я отработал год учителем. А в мае перед самыми экзаменами меня пригласили в военкомат по повестке. Прошел я медкомиссию, мне говорят: кем бы ты, Борис, хотел быть?

Если честно, то я хотел быть танкистом. Говорил дома: «Если пойду в армию, то буду служить танкистом». Я так им и сказал, что хотел бы быть танкистом, но мне райком комсомола советует, чтобы я пошел в летчики.

Мне говорят: «Ну что ж, давай в летчики».

Закончил я в школе экзамены, поехал в Житомир. Прошел там медицинскую комиссию повторно, все нормально. Захожу в отборочную комиссию. Мне там говорят: «Так, ты в летчики собрался, а зачем? Давай идти в штурманы. Штурман — это летная интеллигенция! А ты из интеллигентной семьи». Приводили еще и другие примеры. И я согласился идти в штурманское училище.

«Вот и хорошо, — говорят, — в августе месяце поедешь в Конотоп». В Конотопе, я потом узнал, организовывалось штурманское училище. И на аэродроме базировались самолеты дальней авиации Ту-4. Приехал я туда, прошел третью медкомиссию, сдал экзамены, и до конца августа мы на аэродроме собирали окурки, осматривались, слушали, что говорят бывалые, побывавшие на войне офицеры и старшины. А говорили они чаще всего о новых самолетах, которые должны были поступить в училище, о далекой войне в Корее, о снижении цен. По вечерам в клубе проходили танцы. Но это было не для нас. Чаще всего нас использовали на работе по подготовке учебных классов, потому что училище только формировалось. Тридцатого августа — подъем, тревога. На стадионе построили будущих курсантов, и какой-то генерал говорит:

«Вынужден сообщить вам пренеприятную новость, училище, не сформировавшись, расформировывается. Вы будете направлены в другие училища. Вот сейчас на стадионе ставят столы. На каждом столе табличка с названием училища. Подходите и записывайтесь самостоятельно».

Пока я прочухался, оказался в списке Двинского технического училища. Вышел со стадиона, пришел в казарму, сел на крыльцо, переживаю. У меня были знакомые из этого училища. Готовился в летчики, стану — авиатехником.