В результате менее отлакированный образ Соединённых Штатов, сложившийся у ближайшего южного соседа Америки, практически не принимался во внимание до первой четверти XX века. Для Мексики новая Америка выглядела совсем по-другому: экспансионистская, захватническая держава, безжалостно преследующая свои материальные выгоды, вынашивающая империалистические амбиции и лицемерящая в своём демократизме. И хотя репутация самой Мексики тоже не безупречна, её обида на Америку во многом исторически оправдана. Америка расширялась за счет захвата мексиканских территорий, с имперским размахом и жадностью к чужим землям, не слишком сочетающимися с привлекательным образом молодой американской республики в глазах международной общественности. Вскоре размах этой экспансии позволил водрузить американский флаг в Гавайском королевстве, а ещё через несколько десятилетий – в противоположной части Тихого океана, на Филиппинах (откуда Штаты ушли только после Второй мировой). Похожий опыт взаимоотношений с США имеется и у Кубы, и у других стран Центральной Америки.
В других местах отношение к Штатам в XIX – начале XX века было более противоречивым. Одни южноамериканские страны поначалу восхищались противостоянием Штатов европейскому господству, другие подражали их конституционным нововведениям. Но доктрина Монро, закрывавшая Западное полушарие для европейского вмешательства, вызывала сомнения у некоторых южноамериканских стран относительно её истинных мотивов. Постепенно назревал политический и культурный антагонизм, особенно среди политически активных слоев интеллигенции среднего класса. Две южноамериканские страны с региональными амбициями – Аргентина Перрона и Бразилия Варгаса в открытую выступили против регионального господства Штатов в XX веке. Страны Азии, географически более удаленные и запоздавшие в своём политическом пробуждении, также восхищались впечатляющими материальными успехами Америки, однако в отличие от Европы идеологической близости не чувствовали и научную базу не подводили.
В XX веке глобальный статус Америки два раза достигал невиданных высот. Первый раз это случилось непосредственно после Первой мировой, второй – по окончании «холодной войны». Новый международный статус Америки воплотился в идеалистических Четырнадцати пунктах президента Вильсона, резко контрастировавших с европейским имперским и колониальным наследием. Для международных властей было очевидно, что ощутимая военная интервенция Штатов во время Первой мировой и, что ещё важнее, главенствующая роль в определении новых принципов национального самоопределения во внутриевропейском перераспределении сил знаменуют появление на мировой арене могущественного государства, наделенного уникальной идеологической и материальной притягательностью. Эту притягательность не умаляло даже то, что идеализированная Америка впервые за всю свою историю закрывала ворота для иммиграции. Гораздо важнее на том недолгом этапе было ощущение, что глобальное вмешательство Америки позволит изменить сложившуюся картину международных отношений.
Однако Великая депрессия, грянувшая всего десятилетие спустя, стала тревожным симптомом внутренней уязвимости американского строя и ударом по глобальному престижу Штатов. Внезапный экономический кризис, повлекший за собой массовую безработицу и социальные тяготы, выявил как фундаментальные недостатки и слабости американского капиталистического строя, так и закономерное отсутствие эффективной системы социальной защиты (с которой как раз в то время начинала экспериментировать Европа). Тем не менее мифические представления об Америке как о кладезе открывающихся возможностей никуда не делись, прежде всего из-за нацистской Германии, в открытую противопоставлявшей себя общим для Европы и Америки ценностям. Более того, когда разразилась Вторая мировая, Америка стала последней надеждой Европы. Атлантическая хартия кодифицировала эти общие поставленные под угрозу ценности, признавая, по сути, что их сохранность зависит в конечном итоге от Америки. Америка стала главным приютом для европейских иммигрантов, бегущих от поднимающего голову фашизма, от ужасов войны и всё больше проникающихся страхом перед распространением коммунистической идеологии. По сравнению с прежними временами среди иммигрантов повысилась доля носителей высшего образования, что ощутимо способствовало социальному развитию страны и повышало её международный престиж.