Стратегия

Позиционная война, как мы видели, допускает, по сравнению с маневренной, значительно большую централизацию управления. Поэтому неудивительно, что в результате четырехлетнего позиционного сидения народился известный сдвиг в пользу управления приказами, которые перед мировой войной казались совершенно отжившими методами стратегического и даже оперативного руководства. Ярче всего это стремление выказалось в методе управления Людендорфа. Приказ связан с вмешательством в сферу исполнения частного начальника, с исправлением допускаемых им при исполнении ошибок. Людендорф любил утром переговорить по телефону не только с фронтами, но и со всеми начальниками штабов армии. Такие методы управления ведут к расширению компетенции ставки и к подрыву авторитета и значения частных начальников. Замечательно, что на французском фронте в 1917 и 1918 годах не выделился ни один немецкий вождь — Людендорф всех их держал в черном теле исполнителей.

На русском фронте происходили обратные явления. Русская ставка слишком деликатничала с авторитетом частных начальников и не хотела подрывать его, выступая в роли школьного наставника, исправляющего ошибки учеников. Ошибочное направление движения Ренненкампфа к Кенигсбергу наблюдалось ставкой в течение двух дней, вызывая недоумение; однако, генерал-квартирмейстер Ю. Данилов, руководивший русской стратегией, стеснялся выступить с нравоучением; «местный в его близости лучше рассудит», говорил еще Суворов; когда же ставка выступила, было уже поздно, и Самсоновская армия погибла. При эгоистических центробежных интересах фронтов — Юго-Западного и Северо-Западного, из коих один вел австрийскую войну, а другой германскую войну, и никто не вел мировой войны, слишком мягкие[196] директивы ставки воспитывали не сильных и самостоятельных, а анархичных, не признающих никакого авторитета вождей.

Конечно, бывают моменты, когда вмешательство высшего командования не только в оперативные, но и в тактические детали является совершенно необходимым. В августе 1870 г., при следовании 1-й и 2-й прусских армий на очень узком фронте (2 корпуса по одной дороге) к р. Саар и многочисленных трениях на стыке между этими армиями, Мольтке самому пришлось войти в организацию марша обеих армий. В мировую войну, в августе 1914 года вся огромная 1-я германская армия имела в своем распоряжении лишь три дороги, которые сходились в город Аахен. Нужно было урегулировать движение войск по узким улицам этого города, назначить особого коменданта, составить такой расчет, чтобы войсковой поток шел в течение 4 суток днем и ночью, обеспечить на это время довольствие войск, которые тесниной города отрезывались от тыла, и т.д. Штаб армии, естественно, должен был войти в рассмотрение вопросов, обычно решаемых начальником дивизии или командиром корпуса[197].

При проявлении непослушания на фронте Мольтке старший переходил сейчас же к форме приказа, начинающегося: «я приказываю...» и подписываемого прусским королем. Когда мы проглядываем историю войн 1866 и 1870 годов и наталкиваемся на такие редкие приказы, мы можем быть уверены, что Мольтке приходилось преодолевать какого-нибудь внутреннего врага, не считавшегося с авторитетом его директив (Фогель фон Фалькенштейн, Штейнмец).

Гражданская война 1918—1920 г.г. вследствие буйного проявления частной инициативы и недостаточной авторитетности ставки обнаружила, несмотря на свою маневренность, такую же тенденцию к централизации управления и приказу, как и позиционный период мировой войны. Недостаточная авторитетность сказывалась в том, что ставке приходилось еще в 1920 году начерно передавать свои директивы во фронты, и лишь по установлении соглашения с ними, они отдавались набело. Спецы консультировали и советовали в своих директивах, последние потеряли необходимый им характер волеизъявления, а подчинение одного начинается только там, где выступает воля другого[198].

Как в мировую, так и в гражданскую войну широкое распространение в управлении русской ставки получили разговоры по прямому проводу. Переговоры по телеграфу штабных сотрудников, для устранения возникающих недоразумений, представляют нормальное явление. Но совершенно другой характер имеют разговоры между полководцем и старшими оперативными начальниками. Дискуссия между начальником и подчиненным, стремление старшего убедить младшего или наоборот — нам представляются совершенно неуместными. Всякие объяснения, опасения, советы, соображения, просьбы могут только подорвать действительность директивы или приказа. Лишь начальник, пользующийся особенно крупным авторитетом, может пытаться влить разговором струю энергии и бодрости в исполнение своего подчиненного. Вообще же, авторитетность управления выиграет, если подчиненный будет представлять по телеграфу свои доклады, а начальник свое согласие или несогласие, довольство или недовольство изложит в ответе, облеченном в повелительную форму приказа. На точную, исчерпывающую, жесткую редакцию телеграфного ответа много времени не потребуется.