Стратегия. Логика войны и мира

Обычно именно оборонительная реакция заметнее всего уменьшает эффективность нового вооружения, но в случае ядерного оружия это было не так. Даже системы ПВО, гораздо более эффективные, чем советские в первые послевоенные годы, не сумели бы противостоять этому оружию: ведь всего один уцелевший бомбардировщик мог причинить невосполнимый урон. Учитывая неизбежную реакцию в виде повышения жизнеспособности бомбардировщиков в боевых действиях, эффективность ядерного оружия едва ли могла сократиться исключительно благодаря ПВО.

Снижение автономности ядерного оружия: воспрепятствование и возмездие

Даже до того, как Соединенные Штаты Америки столкнулись с угрозой равноценного возмездия (1945–1949), некоторые самоограничения затрудняли применение ядерной бомбы. Это оружие не могло разрушить весь мир, но несколько атомных бомб способно опустошить крупный город, а их огромная разрушительная сила сама по себе превосходила кульминационную точку военной целесообразности по многим причинам, вне зависимости от возможной реакции противника на применение ядерного оружия. Обилие урона, причиненного даже заклятому врагу, было политически приемлемо дома и за границей только в случае, когда на кону стояли какие-то широко известные и общепризнанные интересы. Поэтому даже при монополии США на обладание ядерным оружием оставалось свободное пространство для целой категории различных войн, которые велись бы «обычными» вооруженными силами. Это были, конечно, малые войны в отдаленных регионах против второсортных соперников и в интересах не столь уж важных союзников; быть может, вполне себя оправдывающие, но не предусматривающие применение ядерного оружия. То есть стратегическая автономия, которую многие охотно присваивали атомной бомбе, бесполезной против непрямого или скрытного нападения, уменьшалась и посредством недостаточно провокационной агрессии.

А между тем в ближайшей перспективе стратегическая автономность ядерного оружия должна была уменьшиться и того сильнее. Симметричная реакция, вызванная американской ядерной монополией, к 1949 году принесла первые плоды, когда Советский Союз испытал свой первый ядерный заряд (отметим, что еще до 1945 года советские разведчики сумели внедриться в «Манхэттенский проект»). Хотя между силами бомбардировочной авиации обоих государств не существовало паритета – одни были малочисленными, другие пребывали в зародыше, – ядерное сдерживание оказалось затронуто самым непосредственным образом: текущая стоимость будущих денег обычно преуменьшается, а вот будущая военная мощь обычно предвосхищается[140].

Едва оформилась угроза симметричного возмездия, военным планировщикам пришлось проявлять больше осторожности в прогнозах по поводу применения ядерного оружия, а политические лидеры выказывали больше осмотрительности и не спешили изрекать угрозы – даже угрозы устрашения.

Последствия угрозы применения ядерного оружия через навязывание тех или иных действий (принуждение) либо через бездействие (сдерживание) всегда ограничивались оценками фактической вероятности применения ядерного оружия, а эта вероятность неуклонно снижалась после признания того факта, что возможен ответный атомный удар. До определенной степени на оценках сказывались представления о характере политического руководства той страны, которой предстояло прибегнуть к «убеждению»: лидеры, которых считали очень осторожными, внушали меньше опасений, нежели те, кого считали безрассудными. Несмотря на спекуляции о политической роли безумия, попытки добиться чего-либо убеждением не побуждали чрезмерно сомневаться в осмотрительности американского и советского руководства, как правило, склонного к умеренности. По сути, пределы ядерного сдерживания определялись в основном восприятием важности интересов, стоявших на кону для каждой из сторон. Угрозы ядерного оружия было вполне достаточно для того, чтобы помешать СССР напасть на американскую территорию, но она казалась менее убедительной, если речь заходила о защите второстепенного союзника на периферии от советской агрессии.

«Баланс взаимно оцениваемых интересов» тем самым присоединялся к балансу технических возможностей при определении последствий грозы ядерного оружия, нарушая всякие простые связи между наличной ядерной мощью и ее ценностью для устрашения. Советские оценки американских интересов с точки зрения американцев, равно как и американские оценки советских интересов с точки зрения Кремля, могли извращаться обеими сторонами посредством искусной пропаганды[141], но лишь в известных пределах: отнюдь не любую угрожаемую местность можно было превратить в Берлин, который требовалось защищать любой ценой, и отнюдь не каждый международный контакт СССР становился очередным священным союзом.