Египтяне признавали, что не смогут победить, опираясь исключительно на прямое военное воздействие. Имелись основания предполагать, что удастся пересечь Суэцкий канал, сокрушив небольшой гарнизон, но все понимали, что Египту не по силам разгромить израильскую армию на Синае, чтобы после этого навязать переговоры или просто двигаться вперед, в сам Израиль. Части египетской армии были куда многочисленнее подразделений израильтян на боевом дежурстве. Но при мобилизации резервистов Израиль мог выставить семь дивизий и отправить достаточное число солдат на Синай, чтобы разбить восемь египетских дивизий, учитывая превосходство израильтян в воздухе и в маневренном бою бронетехники на оперативном уровне[186]. Иными словами, в вертикальном измерении стратегии Египет на успех не рассчитывал.
Напротив, в горизонтальном измерении международная ситуация в 1973 году потенциально складывалась крайне благоприятно для Египта. Соединенные Штаты Америки только что ушли из Вьетнама и вовсе не желали ввязываться в войну где-то еще. Советский Союз, куда более расположенный к активным действиям, на арене мировой политики настаивал на «стратегическом паритете», с чем недавно согласились США, подписав в 1972 году ряд договоров об ограничении стратегических вооружений. Ситуацию дисбаланса усугубляла «нефтяная война». Производство нефти в США падало, а других источников сырья было мало, и арабские экспортеры нефти из Персидского залива и Северной Африки стали диктовать рынку свои цены. Из-за возрастающей потребности в нефти по всему миру цены пошли в рост, но их отчасти сдерживали долгосрочные договоры о поставках и действующие соглашения о доле в доходах между правителями и нефтяными компаниями. Только резкое снижение экспорта могло поддержать арабских производителей нефти, желавших установить новый уровень цен, значительно превышавший традиционную американскую цену в 1,8 доллара США за баррель. Когда Садат попросил наложить эмбарго на все страны, дружественные по отношению к Израилю, арабские производители нефти охотно откликнулись – еще бы, вместо жертв ради арабской солидарности они получили возможность заработать.
Напротив, Израиль находился дипломатически в очень слабой позиции. У него не было ни нефти, ни каких-либо иных богатств. В ООН он оказался в изоляции перед лицом многочисленных арабских, мусульманских и коммунистических блоков, к которым примкнули африканские государства в надежде на надлежащее вознаграждение от арабских производителей нефти. В Европе Израиль обвиняли в отказе от сотрудничества в вопросе о разрешении конфликта с Египтом по поводу открытия Суэцкого канала, да и соблазн арабских экспортных рынков тоже играл свою роль в изоляции страны.
Как мы видели, при неблагоприятных обстоятельствах наличие силы в вертикальном измерении не сулит особой выгоды, а потенциальная сила в горизонтальном измерении может и вовсе оказаться губительной. Даже не предприми Египет ровным счетом ничего, возрастающее дипломатическое давление, возможно, заставило бы израильтян отказаться от завоеванной территории без заключения мирного договора, на котором они настаивали. А в долгосрочной перспективе рост американской, европейской и японской зависимости от арабской нефти привел бы к усилению дипломатического давления на Израиль. Однако все это были долгие процессы с неопределенным исходом: восстанови США свою активность после вьетнамской травмы, отвлекись СССР от участия в конфликте по причине собственных трудностей, арабские производители нефти вряд ли стали бы восхвалять последствия наложения эмбарго в пользу Египта. Да и контроль над нефтяным рынком с их стороны не мог длиться вечно.
Только военная акция могла поддержать потенциальную силу Египта в горизонтальном измерении. Причем эта сила была не промышленной, как у союзников во Второй мировой войне, а скорее дипломатической, за счет умения использовать силу других: тут и весомое слово СССР в мировых делах, и арабское «нефтяное оружие». Как уже отмечалось, египтяне не рассчитывали на победу и трезво оценивали свои шансы. Но они не нуждались в полной победе, чтобы усугубить дипломатическое давление на Израиль. Будь у них возможность дойти до самого Тель-Авива, египтяне не искали бы дипломатического влияния. С другой стороны, они не могли надеяться на интерес Советского Союза и Соединенных Штатов Америки без какой-то по-настоящему крупной военной акции (простых вылазок коммандос и артиллерийских обстрелов было недостаточно). Привлечь такой интерес можно было только пересечением Суэцкого канала, причем массированным, поскольку за вторжением следовало ожидать контратаки израильтян, чреватой очередным унижением египетской армии. Садату требовалась громкая победа в сражении, пусть и без окончательной победы в кампании на уровне театра военных действий.