Стратегия. Логика войны и мира

Срок полезности технических нововведений определяет пользу от их применения; это соображение приводит в крайнее замешательство ученых и инженеров, для которых обычно полезность и эффективность – это одно и то же. Но так можно утверждать лишь в том случае, если эффективность воздействует на неодушевленные (или сотрудничающие) объекты. Тогда полезность и эффективность действительно тождественны друг другу, и устройство, которое работает эффективнее прочих, не может быть менее полезным, чем то, что менее эффективно. Но в парадоксальной области войны зачастую все наоборот. Скажем, в годы Второй мировой войны было изобретено множество электронных методов управления самолетом; на каждом этапе разработок британцы и немцы, а позднее и американцы выбирали самый точный и самый дальнодействующий метод, тратя ограниченные производственные ресурсы на создание навигационного оборудования оптимальной формы, – но всякий раз выяснялось, что противник придумал контрмеры (посредством методов чуть-чуть хуже), а другое оборудование, пусть немного не столь совершенное, все еще может использоваться эффективно. В конце концов пришло понимание того, что с внедрением новых методов и передового оборудования нужно действовать крайне осторожно, а наилучшие решения стоит поберечь для особо важных кампаний.

Без такого управления инновациями жизненный цикл каждого нового навигационного прибора начинался бы с экспериментальной стадии, на которой устройств было мало, а экипажи не умели с ними обращаться; далее следовала бы фаза возрастающего успеха, доходящая до кульминации (каковая совпадает с подготовкой врагом контрмер), а за ней – резкий упадок, вызванный широким применением вражеских контрмер. Поняв на горьком опыте эту суть логики стратегии, лидеры обеих сторон вмешались в поступательное развитие технологий ради того, чтобы срок успешной эксплуатации приборов максимально соответствовал оперативным приоритетам.

Обязывающий к действиям вывод для воюющих стран ясен: когда при ограниченных ресурсах нужно распределять средства между конкурирующими научными теориями и инженерными решениями, безрассудно полагаться исключительно на суждения ученых и инженеров. Хотя и среди них встречаются мудрые стратеги, инженеры и ученые вряд ли одобрительно воспримут отвлечение ресурсов на разработку второсортного оборудования наряду с лучшим. Но ведь именно этого требует стратегическое благоразумие! Несомненно, нам возразят, что способность сопротивляться предполагаемым контрмерам является одним из ключевых качеств нового оборудования и ей надлежит уделять особое внимание, устраняя всякое различие между полезностью в бою и эффективностью как таковой. Этот довод правдоподобен, но он не учитывает в полной мере всю сложность войны. Он предполагает, что ученые и инженеры, обладая технологическими познаниями для разработки нового оборудования, способны верно предсказывать грядущие контрмеры, сопротивление которым нужно предусмотреть изначально – в оценке эффективности оборудования в целом.

Это может оказаться верным в ряде случаев, особенно для малых нововведений, которые не вызовут у противника сильного беспокойства, а поэтому, скорее всего, заслужат столь же малых контрмер в установленных границах технического развития. Но вряд ли стоит рассчитывать на аналогичное равнодушие, если оборудование является по-настоящему инновационным, способным оказать немалое влияние на баланс военной силы, каким его видят обе стороны. При конкуренции в производстве оружия в мирное время (во многом это производство одностороннее, вовсе не соревновательное) и особенно в период войны оказывается, что чем выше успех того или иного технологического новшества и чем острее вызванная им реакция, тем вероятнее, что будет задействован широкий набор научных решений в попытке выработать контрмеры. А это уменьшает вероятность того, что эти контрмеры удастся успешно предвосхитить.