Стратегия. Логика войны и мира

Мы видели, что различные форматы обороны на уровне театра военных действий не являются предметом свободного выбора: они предопределяются основополагающими политическими и цивилизационными подходами. В нормальном случае всегда предпочитают статичную оборону на передовых рубежах, даже если при этом оставляют за собой право на некую форму обороны на незначительной глубине. Что же касается версий глубокой обороны и, конечно же, обороны эластичной, то их едва ли сознательно планируют: их принимают скрепя сердце, чтобы предотвратить неминуемое поражение.

В действительности существует и некий формат, даже более предпочтительный в теории, чем оборона на передовых рубежах: это активная оборона. Она имеет место, когда оборона театра военных действий производится путем немедленной ответной контратаки, вообще без всяких оборонительных боев. Таким образом, изначальные тактические преимущества обороны сознательно приносятся в жертву: либо для того, чтобы уберечь национальную территорию от ущерба, либо же потому, что отсутствует географическая глубина, на которой можно было бы проводить успешные оборонительные операции. Таково было, например, положение Израиля в 1967 году, когда ему грозили согласованные наступления арабов с разных сторон. Далее, организационно легче начать заранее спланированное нападение, чем в обороне иметь дело с целым рядом различных неожиданных атак. Но в любом случае, если и атакующий, и обороняющийся делают выбор в пользу нападения — значит, либо один, либо другой допустили серьезную ошибку в подсчете баланса сил. Вот одна из причин того, почему активная оборона — редкость на стратегическом уровне: она требует такого наступательного порыва, который гораздо вероятнее встретить у агрессоров, а не у жертв. На деле невозможно привести ни одного современного примера в чистом виде, за исключением израильской войны 1967 года; а ближайший к этому случай, то есть наступление французской и британской армий на Бельгию в качестве незамедлительной реакции на нападение немцев 10 мая 1940 года, не представляет собой сколько-нибудь вдохновляющего прецедента.

Появление дальнодействующих средств атаки дало обеим сторонам возможность вести войну в глубине вражеской территории — но, конечно же, глубина театра военных действий благоприятствует обороне, если в распоряжении имеется достаточно пространства. Хотя Франция, по европейским меркам, большая страна, все же ей не хватало глубины в ее войнах с Германией, которые велись в век железных дорог, с 1870-го по 1940 год. Париж, сердце страны, находится не в центре нее, а, скорее, в ее северо-западном углу, всего в сотне миль, покрытых хорошими дорогами, от бельгийской границы, причем между границей и Парижем нет никаких естественных преград. В этих обстоятельствах размеры страны обернулись на деле ее слабостью, потому что большая часть французских резервных и гарнизонных войск должна была добираться издалека, чтобы встать между Парижем и границей. Вполне очевидно, что Париж и Франция оказались уязвимы перед лицом внезапной атаки. Именно для того, чтобы восполнить этот недочет, было выстроено столько французских крепостей задолго до сооружения «линии Мажино».

И напротив, именно такое географическое положение благоприятствовало наступательным действиям французов в северном направлении, на Нидерланды и немецкие земли. Обладая политическим центром, расположенным настолько удачно, чтобы служить передовым командным пунктом, а к тому же имея пограничные крепости, способные стать складами и отправными базами, Франция вполне могла устраивать внезапные нападения и частенько это делала, пока объединение Германии не свело на нет это преимущество.

Советский Союз, как царская Россия до него и как Российская Федерация после него, находился в ровно противоположной ситуации. Если принять во внимание, что почти 800 миль служили Москве щитом в направлении с запада на восток (и то считая только от Варшавы), причем проезжих дорог было очень мало, — станет очевидным наличие глубины театра военных действий, вполне достаточной для того, чтобы вобрать в себя силу шведских, французских и немецких захватчиков, начиная с Карла XII и кончая Гитлером. Даже основание новой столицы Петром I не внесло коренных изменений в положение дел. Хотя оборонительная территориальная глубина города по направлению к северу была гораздо меньше, чем у Москвы, ко времени основания Санкт-Петербурга шведская держава вовсю клонилась к упадку, и ни одной северной державы на ее месте не возникло. Что же касается глубины в западном направлении, то кратчайшее расстояние до Восточной Пруссии, составляющее как-никак почти 500 миль по прямой, в действительности было куда больше, потому что тамошняя местность вынуждала искать долгие обходные пути вокруг болот и озер.