Стратегия. Логика войны и мира

Таким образом, в этом случае решающим оказывается не способ ведения войны, а скорее степень мобильности противостоящих друг другу сил: чем выше мобильность, тем сложнее предугадать расположение сил противника в то или иное время. Если бы наземные силы могли так же свободно и быстро перемещаться по всему театру военных действий и между различными театрами, то уровень стратегии театра военных действий потерял бы свою значимость и для них. Железные дороги в некоторой степени дали подобный эффект, а моторизация войск принесла в этом отношении еще более весомые результаты. С помощью грузовиков войска и вооружения могут передвигаться из одного сектора в другой в «тактический» отрезок времени, который является, естественно, временем одного сражения, тем самым снижая важность предварительного выдвижения к месту битвы. В годы Второй мировой войны транспортировка по воздуху усилила эффект от перемещений войск между различными театрами; с тех пор этот метод распространился и на переброску войск в рамках одного театра военных действий, хотя и только в отношении небольших контингентов с легким вооружением, которые можно перебросить «воздушным мостом» на значительные расстояния.

Важность феномена стратегии на уровне театра военных действий сохраняется только потому, что существуют пределы мобильности наземной моторизации, уязвимость, ограниченные возможности, зависимость воздушного транспорта от аэродромов, а также географические ограничения, низкая скорость и зависимость морского транспорта от портов. Здесь можно провести параллель с потерей значительности оперативного уровня стратегии в том случае, если война на истощение является преобладающим видом военных действий. Нет необходимости вычленять отдельные типы военно-морской и военно-воздушной стратегии на уровне театра военных действий уже просто потому, что на этом уровне факторы наземной войны наиболее важны. Не может быть какого-либо другого уровня стратегии, на котором применялся бы лишь какой-то один из родов войск и который стоял бы выше оперативного, но ниже уровня большой стратегии.

Содержание не-стратегии

Но каково же тогда содержание многочисленных трудов, в заглавиях которых встречаются термины «морская стратегия», «воздушная стратегия», «ядерная стратегия» или (в последнее время) «космическая стратегия»? Если не принимать во внимание любопытное притязание Мэхэна на формулировку «военно-морской мощи», мы обнаружим, что в подобной литературе изучаются в основном технические, тактические или оперативные вопросы или же приводится аргументация в пользу той или иной конкретной политики, обычно на уровне большой стратегии[112]. Например, вопросы состава военно-морских соединений обычно лежат в основе того, что описывается как военно-морская стратегия. Но старый спор между сторонниками линкоров и авианосцев или более современный спор между сторонниками подводных лодок и всех других типов кораблей явно относятся к оперативному уровню анализа, и в реальных боевых действиях все эти силы будут взаимодействовать и противостоять друг другу на оперативном уровне. Что касается более специфических дебатов по таким вопросам, как достоинства больших или малых авианосцев, то они относятся к техническому уровню анализа, поскольку в реальности суть здесь сводится к различиям в боевых возможностях и стоимости машин. Конечно, верно и то, что технические предпочтения часто проявляются и в более широких масштабах, но тогда эти предпочтения будут относиться к большой стратегии. Например, большие авианосцы лучше пригодны для наступательной войны, а малые — для эскортирования в условиях обороны.

В военно-воздушных силах различные возможности боевого состава тех или иных соединений также ограничены техническим, тактическим или оперативным уровнями, а не уровнем стратегии театра военных действий. Это ярко проявилось в дебатах 1945–1955 годов (и в США, и в Великобритании) между сторонниками «сбалансированных» бомбардировочных сил (тяжелые, средние и легкие бомбардировщики) и теми, кто утверждал, что все ресурсы должны быть выделены только на тяжелые бомбардировщики. То же самое можно сказать и относительно дебатов 1955–1965 годов между сторонниками управляемых ракет и теми, кто продолжал оказывать предпочтение пилотируемым бомбардировщикам; и относительно нынешних споров между сторонниками беспилотных летательных аппаратов и теми, кто утверждает, что подавляющую часть наличных ресурсов следует по-прежнему направлять на пилотируемые самолеты. Пространственные факторы не играют никакой роли в этих спорах — главенствуют, напротив, соображения о соотношении затрат и эффективности, а также неявная сила институциональных предпочтений: ВВС, в которых командуют пилоты, не испытывают энтузиазма по отношению к беспилотным летательным аппаратам.