В Персидском заливе скоординированное подавление сил ПВО Ирака с самого начала воздушной войны более чем минимизировало потери самолетов США и сил коалиции. Но оно также позволило прочно завоевать средние высоты, которые больше всего подходят для точных бомбежек. Летая достаточно высоко (обычно гораздо выше 10 000 футов), экипажи самолетов имеют возможность найти и идентифицировать цель, обдуманно использовать свое вооружение и установить степень поражения объекта (хотя окончательный реальный ущерб может быть оценен все-таки другими людьми уже после взрыва и последующих детонаций, если таковые происходят). Напротив, тактика британских ВВС, атаковавших на сверхмалых высотах и на высоких скоростях, отработанная годами для того, чтобы уклоняться от ракет советских систем ПВО в Европе, в иракских условиях оказалась непригодной. Зенитные ракетные комплексы Ирака оказались фактически неспособными участвовать в боевых действиях, в то время как огонь зениток был достаточно плотным. Результатом оказались бессмысленные британские потери — шесть самолетов за шесть дней войны. Но хуже того — использование пилотируемых самолетов таким образом, словно это были ракеты, сделало невозможным применение самого высокоточного оружия, прежде всего бомб с лазерным наведением. Британские «Торнадо» могли лишь скидывать неуправляемые бомбы с большим разбросом, следуя заранее данным командам своих навигационных компьютеров: экипажи самолетов не могли видеть под собой ничего, за исключением быстро мелькающей земной поверхности.
Другим открытием воздушной войны в Персидском заливе, подтвержденным войной в Косове, стало то, что самолеты «стеле», предназначенные для ухода от радаров и систем инфракрасного обнаружения, могут быть удивительно экономичны, даже если каждый из них в отдельности стоит больше, чем самолет, сконструированный без использования технологии «стеле». Причина здесь в том, что «стелсы» могут действовать независимо. Напротив, обычные ударные самолеты, как правило, сопровождаются эскортом истребителей, прикрывающих их сверху, а также другими истребителями с антирадарными ракетами, самолетами РЭБ (active jamming aircraft), а зачастую еще и самолетами-заправщиками для всей этой группы, так что лишь небольшая часть самолетов реально участвует в ударах по наземным целям. Во время войны в Персидском заливе 1991 года привлечение восьми или десяти штурмовиков для доставки всего шести бомб было обычным делом[165]
. В войне в Косове 1999 года пропорция ударных самолетов и самолетов сопровождения была примерно такой же. Поэтому сам эффект экономии при ведении только воздушной войны неуклонно снижался в той мере, в которой повышалось количество самолетов сопровождения. Стремление избежать потерь самолетов вообще может легко заставить пройти кульминационную точку полезности. Самоистощение — отвлечение ресурсов от наступательных действий на самозащиту — может оказаться более дорогостоящим, чем истощение вследствие потери наступательной мощи. Во время войны в Косове ударные самолеты НАТО имели столь плотные сопровождение и защиту, что их пилоты находились в большей безопасности, чем пассажиры на некоторых гражданских авиалиниях в странах «третьего мира», но само воздействие ударной мощи в воздушной войне было соответственно ослаблено.Оперативная важность получения немедленной информации о результатах уже совершенных воздушных атак возрастает в соответствии с ценностью тех управляемых аппаратов, которые позволяют хотя бы частично просмотреть записанные на пленку результаты произведенного ими воздействия. И напротив, если при использовании каких-либо видов вооружения происходит сокращение потока информации обратной связи всего лишь до уровня захвата цели (обычно ракеты «воздух-земля»), то пропорционально этому сокращению уменьшается и ценность данного вида вооружения. Что касается крылатых ракет, которые запускаются без всякого риска для людей, но не дают немедленной информации о результатах своего действия, то их ценность должна быть снижена еще больше.