Стратегия. Логика войны и мира

Пребывая в зависимости от спутникового наблюдения, радарного слежения и данных разведки разного рода, верификация представляет собою sine qua поп (необходимое условие) контроля над вооружениями: ведь то, что невозможно верифицировать, невозможно и ограничить. Однако не все виды оружия достаточно зримы для того, чтобы их можно было обнаружить и надежно подсчитать, и не все формы их эксплуатационных качеств достаточно прозрачны для того, чтобы их можно было оценить. Если все существующие виды оружия, численность и характеристики которых можно верифицировать, успешно ограничены по взаимному соглашению, то ранее затрачиваемые на них энергия и ресурсы направятся на изобретение новых видов оружия, еще не подлежащих контролю. Одни из них будут достаточно видимы для того, чтобы их можно было оценить и подсчитать дистанционными методами, другие же — нет. Если новые виды оружия, которые можно верифицировать, в свою очередь подвергнутся затем ограничениям, результатом станет дальнейшее отвлечение усилий на новые виды оружия. В конечном счете, пока процесс продолжается и все верифицируемые виды оружия должным образом подвержены действенным ограничениям, все ресурсы разработки и производства будут направлены на изобретение таких видов оружия, которые по той или иной причине невозможно верифицировать и которые поэтому не могут быть подвержены ограничениям. Гонка вооружений продолжится и после этой точки. Но контроль над вооружениями прекратится, уничтоженный собственным успехом, — точно так же, как совершенное противотанковое оружие, которое должно было бы стать причиной исчезновения танков со всех полей сражений, или как армия, продвинувшаяся настолько далеко, что уже движется к собственному самоуничтожению.

Тот факт, что дипломатия, занятая контролем над вооружениями, в лучшем случае может достичь лишь специфических ограничений, налагаемых на отдельные виды оружия, отнюдь не служит ей приговором, ибо именно такова ее цель. Конечно, этот процесс нельзя порицать за хроническую склонность видеть в себе средство разрешения скрытой враждебности и прелюдию к полному разоружению. Но тем не менее во внутренней политике стремящихся к благосостоянию стран с демократически избранными правительствами нет более естественной ошибки, чем эта, когда примирение конфликтующих интересов является ежедневным занятием политики.

Напряженность между целями, поставленными для внутренней жизни страны по законам прямолинейного мышления, и конфликтным измерением международной политики — не универсальное состояние. Правительства, правящие квазивоенными методами у себя дома, с гораздо меньшей вероятностью будут преследовать неуместно кооперативные цели на международной арене. Их лидеры отнюдь не нуждаются в сколько-нибудь более глубоком интеллектуальном понимании парадоксальной логики; в действительности они могут быть примитивами, вовсе не мыслящими в подобных категориях. Но привычка полагаться на секретность, обман, устрашение и силу дома сама по себе является обучением стратегии, так как модели поражения и успеха сами подсказывают схемы действия в этой логике. В той же степени, в которой ориентированная на консенсус политика у себя дома вдохновляет на прямолинейно-логические перспективы во внешней политике, внутренняя политика диктаторского режима готовит правителей к логике конфликта за рубежом. Отсюда не следует никакой особой предрасположенности к конфликту. Как показывают исторические свидетельства, диктаторские режимы могут быть безупречно миролюбивыми, а демократии — яростно агрессивными. Например, в XIX веке становящаяся все более и более демократичной Британия делалась все более и более агрессивной, подчинив изрядную часть Южной Азии и Африки, а ее главным соперником в имперской экспансии была Франция, особенно после того как в 1871 году к власти в ней пришло демократическое правительство. Наверное, не имеет смысла взывать к духу времени, чтобы все это объяснить: электораты обеих стран по-прежнему приветствуют применение силы в отдаленных странах, когда возникает соответствующая возможность. Общенародный энтузиазм британцев, одобрявших войну за Фолклендские острова в 1982 году, озадачил других европейцев, а Франция пыталась играть ведущую роль в войне в Косове в 1999-м при полной поддержке общественности.