Стратегия. Логика войны и мира

Если секретность может снизить потенциал вооруженного увещевания, а подобающая реклама способна обеспечить его в должной пропорции, то еще большего можно достичь хорошо организованными военными манипуляциями. В 1930-е годы дипломатия возглавляемой Муссолини Италии значительно оживилась благодаря демонстрации неуемной воинственности и созданию призрака огромной военной силы. Муссолини заявлял о наличии у него армии в «восемь миллионов штыков», а его парады представляли собою лихие постановки, с бегущими берсальерами и ревущими моторизованными колоннами. Итальянская авиация пребывала в большом почете из-за ее впечатляющих дальних полетов на Северный полюс и в Южную Америку; а итальянский военно-морской флот мог выставить много внушительного вида кораблей именно потому, что столь незначительные суммы из его бюджета были потрачены на артиллерийские стрельбы и на военные учения. Вследствие военной политики, для которой пропагандистские постановки оказывались куда важнее скучных потребностей подготовки к войне, Муссолини пожертвовал реальной боевой силой в пользу сильно раздутых образов военной мощи[170].

Но результаты подобного увещевания были вполне реальны: и Британию, и Францию успешно отговорили от вмешательства в итальянское завоевание Эфиопии, в интервенцию Италии в Испанию и подчинение Албании. И никто не дерзал возражать на заявление Италии о том, что она великая держава, интересы которой иногда нужно улаживать осязаемым образом (таким, как лицензии, полученные итальянскими коммерческими банками в Болгарии, Венгрии, Румынии и Югославии). Только принятое Муссолини в последнюю минуту решение вступить в войну в июне 1940 года, когда его благоразумие было побеждено непреодолимым искушением получить свою долю добычи после падения Франции, завершило годы успешного обмана (и самообмана).

То, что делал Муссолини и весьма многие до него, делалось также и после него: Насер в Египте был его ближайшим подражателем, а Хрущев в годы «отставания (от США) в ракетной мощи» — даже еще более успешным практиком. Как мы знаем, с 1955-го по 1962 год предположительно огромная сила Советского Союза, сначала в бомбардировщиках, а затем в «атомных ракетах», состояла из небольшого числа бомбардировщиков и буквально горстки межконтинентальных баллистических ракет. Тщательно продуманные речи и впечатляющие образы советских достижений в исследовании космоса систематически использовались для того, чтобы возвеличить ядерные возможности СССР. Но именно так и обстоит дело с вооруженным увещеванием: когда объективную информацию заменяет масса впечатлений, тогда есть место для множества ошибок, а также и обмана.

«Воля нации»

Поскольку военная мощь может убедить или разубедить лишь в том случае, если считается, что ее применение возможно, великий предмет метаполитических спекуляций — «воля» лидеров и наций — сводится к простой математике, когда дело доходит до вооруженного увещевания. Помимо прочих важных факторов воздействие на других, производимое имеющимися у страны войсками, зависит от того, как эти самые другие воспринимают силу этих войск. Все это умножается на то, сколь наглядно выражено желание вышеуказанную силу применить; и, если другие полагают, что оно отсутствует, их, вероятно, не сумеют ни разубедить, ни убедить даже самые сильные войска, чья сила признается в полной мере. Нации, неизменно и успешно представляющие себя миролюбивыми, не могут рассчитывать добиться многого путем вооруженного увещевания, основанного на имеющихся у них войсках. Например, Швеция, хотя и является по европейским стандартам значительной военной державой, не сумела отвадить советские подводные лодки от вторжений в свои территориальные воды во время «холодной войны». Демонстративная мирная политика может быть чересчур успешной — по крайней мере, в узкой перспективе вооруженного увещевания.