Немцы, растянув свои силы по огромной территории от Ливии до Трансиордании и на юг до Судана, опять же, встали бы перед выбором: либо вести бесконечную войну на обоих фронтах против наращивающего мощь противника, либо начать еще одну череду наступлений в те районы, откуда британцы по-прежнему угрожали бы всем их завоеваниям. До тех пор пока кампания не закончилась бы, все пространство от Триполи и далее оставалось бы «зоной преткновения», и удержать ее можно было бы только дальнейшими сражениями, которые оказались бы наступательными для немцев, пытающихся выстоять против надвигающейся на них ответной волны. И материальная мощь этой волны демонстрировала бы крах немецкой государственной политики в горизонтальном измерении большой стратегии. В конце концов, Роммелю пришлось бы идти вперед через всю Восточную Африку до самого Кейптауна, а также к востоку, за Ирак и через Иран, чтобы завоевать все бескрайние просторы Индии. Только тогда у британцев больше не было бы открытых фронтов, на которых они могли бы сражаться. Если бы британцы не были вытеснены немецким наступлением из Африки и из Индии и не оказались лицом к лицу с японцами на бирманской границе, они по-прежнему оспаривали бы все завоевания немцев, и далекий Триполи по-прежнему оставался бы их конечной целью.
Когда Роммель был на вершине своего успеха, зайдя глубоко в Египет в ходе летней кампании 1942 года, в России в процессе летнего наступления немцы дошли до Кавказа, и казалось, что японцы вот-вот вторгнутся в Индию, — тогда действительно существовали опасения, что силы Оси начнут согласованное наступление в масштабах, превышающих наполеоновские, чтобы соединить немецкие и японские войска где-то между Ираном и Индией. Но мы знаем, что ни такого, ни какого-либо иного плана согласованных действий у немцев и японцев не было, и воевали они скорее как товарищи по оружию, а не союзники в полном смысле этого слова. Мы также знаем, что все три наступления уже перешли кульминационную точку своего успеха. В авангарде этих впечатляющих наступлений 1942 года остались танки Роммеля, сильно уменьшившиеся в числе и испытывающие острую нехватку топлива, тонкий клин немецкой пехоты, застрявший в Кавказских горах, а также страдающие от голода японские солдаты, находящиеся в конечных точках опасно растянувшихся линий снабжения.
Но, даже если бы в этих наступлениях и была какая-то реальная сила, даже если бы они каким-то образом получали достаточно снабжения, чтобы зайти гораздо дальше, даже если бы Индия была завоевана с той или иной стороны, основные военные усилия союзников от этого не снизились бы. Все военные действия от Триполи до Индии, сколь бы они ни были масштабны, остались бы лишь промежуточной интермедией. Правда, союзники могли бы все же понести тяжелые потери: солдаты индийской армии, хорошо обученные полки которой значительно повышали силу британцев даже за пределами Индии; более сомнительный вклад китайской армии в войне с японцами; нефть Ирана и Ирака — в той мере, в которой нехватка танкеров позволяла использовать ее за пределами Ближнего Востока (сами немцы едва ли могли использовать значительное ее количество); и развивающаяся, хотя и скромная, военная промышленность самой Индии. И все же большая часть того, что Средний Восток и Индия привносили в ресурсы союзников, потреблялась на местах, в то время как обе эти области требовали силы извне для своей зашиты. Поэтому общий баланс сил и ресурсов для союзников в войне против немцев и японцев не стал бы слишком невыгодным, а возможно, события даже обернулись бы союзникам на пользу.
В соответствии с парадоксальной логикой, проигрыш на уровне театра военных действий может оказаться чистым выигрышем на уровне большой стратегии (при условии, что поражение не будет стоить слишком многих потерянных сил), тогда как любые усилия, затраченные на второстепенных театрах военных действий, все равно не принесут победы. Это относилось к обеим сторонам в ходе Второй мировой войны, но более к Германии и Японии, чем к союзникам, вследствие основополагающей асимметрии в их положении на уровне большой стратегии.
Благодаря огромному превосходству в ресурсах союзники, даже если их потери были выше, могли извлекать выгоду из любого столкновения, уменьшавшего военную силу Германии и Японии, — до тех пор, пока пропорция потерь не превышала общую пропорцию их превосходства (точнее, до тех пор, пока потери союзников не свели бы на нет разрыв в темпах роста вооруженных сил). Например, если бы Германия производила, скажем, по 500 самолетов-истребителей в месяц, а британское и американское производство истребителей, предназначенных для европейского театра военных действий, было бы в три раза больше, то даже потеря трех самолетов союзников на два немецких, в конечном счете, оказалась бы вкладом в будущую победу. Более того, для союзников такое истощение оказалось бы выгодным в любом случае: при износе не бывает никаких второстепенных интермедий.