Стратегия Московской Руси. Как политическая культура XIII–XV веков повлияла на будущее России

Поэтому, в числе прочих, представляется оправданной гипотеза А. А. Горского об опосредованном влиянии автокефалии Русской церкви на политику Москвы в отношениях с Золотой Ордой. Известный историк пишет: «Формированию представления о „царском“ характере власти великого князя московского могло поспособствовать и установление тогда же автокефалии Русской церкви. (…) Верховенство в церковных делах считалось прерогативой только одного светского правителя – императора, „царя“. Но царь не может подчиняться другому царю, он должен быть полностью суверенным правителем. Идея о царском достоинстве московского великого князя неизбежно должна была прийти в противоречие с продолжавшимся признанием верховенства Орды»[375]. Изменения во внутрирусском положении главы Церкви при Василии II Темном, таким образом, подталкивали Москву к более решительным действиям на ордынском направлении, венцом которых стали события 1480 года.

Грандиозный завершающий этап строительства единого Русского государства начинается великой междоусобицей внутри московского княжеского дома потомков Дмитрия Донского в 1425–1453 гг. Сами по себе династические противоречия ближайших родственников (молодого Великого князя Василия II и поддержавших его дядьев Андрея, Петра и Константина Васильевичей, с одной стороны, и младшего брата отца князя – Юрия Дмитриевича Звенигородского с его сыновьями Василием Косым и Дмитрием Шемякой, с другой) стали предметом рассмотрения нескольких прекрасных произведений отечественной и зарубежной историографии[376]. В наиболее общих чертах они были следствием уже достаточно уверенного движения Московского княжества и зависимых от него уделов к централизации власти и одновременно солидного масштаба, который держава обрела к концу беспокойной эпохи Великого князя Василия I Дмитриевича в 1425 г.

Александр Пресняков пишет: «К половине XV века сложилась новая национальная формация – великорусская народность», а «основная территориальная база великокняжеской власти – московско-владимирский центр Великороссии – слагается в Московское государство, семейную вотчину великокняжеской семьи»[377]. Собственно говоря, волей исторического процесса этот вопрос – о единоличном контроле Великого князя над основными территориями междуречья Волги и Оки – и был главным предметом междоусобного противоборства двух ветвей великокняжеской династии. Видимо, пройти этот этап и оказаться на новом уровне государственной централизации без решительного выяснения отношений внутри правящего великокняжеского дома было невозможно. Победителем из него при помощи верных ему сподвижников выходит Василий II Темный – единственный в русской истории слепой государь, лишенный в феврале 1446 г. зрения своими двоюродными братьями. Однако любой конкретный государь – только орудие в руках истории, а физическая слепота этого яркого представителя рода Даниловичей только подтверждает то, что его достижения стали результатом естественного хода событий.

Самое важное из них – приобретение полной автокефалии Русской православной церкви – имело как внутриполитическое, так и внешнеполитическое значение. Чуть дальше мы еще вернемся к этому вопросу в контексте формирования общерусской государственной идеологии. Однако уже сейчас нужно обратить внимание на то, что принятое в разгар собственной гражданской войны решение отвергнуть постановление Ферраро-Флорентийского собора стало результатом не единоличной воли молодого великого князя. Сам он проявлял традиционную сдержанность и вовсе не стремился резко рвать связи с Византией: арест в 1441 г. митрополита Исидора, вернувшегося из Флоренции в чине папского нунция, стал неизбежен в условиях реакции на его действия со стороны русского общества и православных священнослужителей, уже вполне почувствовавших масштаб и самоценность своей Церкви и государства.

Другими словами, в 1441 г. на исторической сцене действует русский народ, и результаты его действий, как обычно, имеют наибольшее значение в развитии нашей государственности. Поэтому сложно согласиться и с мнением о том, что «отдав этот приказ (арест Исидора), великий князь вступил на путь окончательного раскола издревле единой Русской митрополии и разрыва с державным Константинополем. Это был путь великого одиночества, вступив на который Московская Русь отныне должна была полагаться только на свои собственные силы»[378]. Единодушная реакция общества и епископов на унию была, как представляется, связана с тем, что Русская земля уже на протяжении 250 лет обеспечивала свое выживание и развитие без опоры на внешнюю поддержку. И ее обитателей совершенно не страшила перспектива оказаться в «великом одиночестве», поскольку отказ от унии с католическим Западом означал формализацию положения России как уникального государства-цивилизации, к которому она пришла за несколько столетий испытаний.