Стратегия Московской Руси. Как политическая культура XIII–XV веков повлияла на будущее России

Необходимость полагаться только на себя на протяжении первых 250 лет национальной истории сформировала устойчивую привычку к принятию решений, не ограниченных практически никакими внешними нормами, правилами или представлениями, но учитывающих объективные реалии географии и собственных возможностей. То, что в околонаучной публицистике часто определяют как «одиночество», является в действительности самостоятельностью, выстраданной свободой от стереотипов поведения, навязываемых участием в более широком сообществе. Доказательство преимуществ такого положения – судьба российских мусульман, ставших одной из опор российской государственности, а не истребленных или изгнанных, как это произошло с их единоверцами на Балканах или Пиренейском полуострове. Постигшие их физический террор, насильственное крещение или изгнание в конце XV или начале XX в. представляют собой прямое следствие того, что испанские королевства или балканские христиане действовали не только по своей воле, но и в рамках требований европейской политической цивилизации.

В силу того, что решения в России всегда принимались самостоятельно, у нас не было и не может возникнуть «какой-то канонизированной матрицы развития русской внешнеполитической деятельности. Всякая абсолютизация норм и правил закрыла бы возможность адекватного понимания ситуации и, следовательно, ее регулирования»[367] в соответствии с национальными интересами, главным из которых является сохранение и укрепление российского государства – защитника «земли» и ее многонационального народа. Все остальное в русской внешнеполитической культуре – решительность в критические минуты и готовность к компромиссам, настойчивость и умеренность в применении силы, даже принимаемая многими за высокомерие, упорство в отстаивании своего уникального взгляда на вещи – это производные от выработанной в первые столетия «вооруженной Великороссии» привычки полагаться только на свои силы, потому что именно она сформировала уникальность нашей политической цивилизации.

Государи на своей земле

Одной из официальных дат начала формальных дипломатических отношений между Русским государством и Священной Римской империей считается появление в Москве в первых месяцах 1489 г. посольства императора Фридриха III, во главе которого стоял германский рыцарь Николай Поппель (1435–1490). Руководствуясь принятыми в европейской политической цивилизации правилами игры, правитель самого крупного христианского государства приглашал великого князя Ивана III Васильевича к союзу и предлагал ему заключить брак его дочери с племянником императора, а также приобщить Московское великое княжество к составу Священной Римской империи через пожалование великому князю королевского титула. Москвичи, как пишет историк, дали неожиданный и гордый ответ: «Мы, Божьей милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от Бога как наши прародители, так и мы: просим Бога, чтобы нам и детям нашим всегда дал так и быть, как мы теперь государи на своей земле, а поставления как прежде мы не хотели ни от кого, так и теперь не хотим»[368]. К сказанному было добавлено уже ответным русским посольством, что большой нужды в военном союзе против Польши нет, поскольку Великий московский князь собирается самостоятельно «отвоевать свою отчину – Великое княжество Киевское, которым владеют Казимир, король Польский, и его дети, а это часть нашего Государства, русских земель»[369].

Таким образом, в Москве четко формулировали два основных тезиса своей внешнеполитической программы. Во-первых, Русское государство не нуждается в каком-либо внешнем согласии с самим фактом своего суверенного и державного существования. Другими словами, внешнее признание легитимности ему совершенно не требуется, поскольку та основана на намного более солидном фундаменте. Во-вторых, отдельные вопросы, представляющиеся в Западной Европе международными, являются, в реальности, внутренними, с точки зрения того, как их оценивает сама Россия. Очевидно, что эти основные положения нашей внешнеполитической доктрины противоречили важнейшим правилам и нормам, регулировавшим отношения в рамках европейской политической цивилизации, – необходимости формального признания другими как основы легитимности, а высшей инстанцией здесь выступала тогда Священная Римская империя, а также все более четкому разделению межгосударственных и внутриполитических вопросов.