Стратегия Московской Руси. Как политическая культура XIII–XV веков повлияла на будущее России

Уже по поводу съезда князей во Владимире в 1296 г. С. М. Соловьев замечает: «Этих съездов княжеских нельзя смешивать с прежними съездами родственников: теперь князья являлись не как братья, но как отдельные независимые владельцы». Парадоксальным образом снижается ожесточенность и непримиримость конфликтов между землями-княжениями и стоящими за ними могущественными городскими общинами – того варварства, которое было им присуще до середины XIII в., практически не остается. Теперь мы редко встречаем примеры жестокого взаимного разорения крупных русских городов, как это произошло с Киевом во время княжеского конфликта в 1169 г. На этом фоне в первой четверти XIV в. окончательно определяется логика исторического процесса в русской внутриполитической жизни, когда из четырех великих княжеств – Московского, Нижегородского, Рязанского и Тверского – остаться во главе объединения всех русских земель могло только одно.

Сложное взаимодействие между ними и непростые отношения князей с городскими общинами – внутриполитическая жизнь Великороссии, организованная вокруг движения к цели ее обороны от внешних врагов и объединения[187]. Одновременно оформляется фактическое единство целей и практики внутренней и внешней политики в России, остающееся с нами и по сию пору: каждый из крупных великокняжеских домов должен был учитывать во внешних делах их влияние на свое положение во внутренней русской политике. Плохо было то, что по мере перетекания все новых жизненных сил в Москву другие крупные русские земли-княжения слабели и, оставаясь формально независимыми, все чаще обращались к иноземным соседям за гарантиями своего существования. Трагичны в этом отношении судьбы Твери и Великого Новгорода – крупных центров русской цивилизации, пришедших к середине XV в. в окончательный физический и моральный упадок[188].

Работа по строительству единой Великороссии не была произведена за короткое время. Как пишет Н. О. Ключевский, русское государство «складывалось тяжело и терпеливо. В продолжение 234 лет (1228–1462) Северная Русь вынесла 90 внутренних усобиц и до 160 внешних войн при частых поветриях, неурожаях и неисчислимых пожарах. Выросши среди внешних гроз и внутренних бед, быстро уничтожавших плоды многолетней кропотливой работы, оно чувствовало потребность в политическом сосредоточении своих неустроенных сил, в твердом государственном порядке, чтобы выйти из удельной неурядицы и татарского порабощения»[189]. Весь процесс первоначального развития Русского государства после разрушения в нем средневековых порядков, а особенно с того момента, как на сцене появляются Москва и ее княжеский дом (1272) и до завершения объединения основных русских земель при Иване III (1480-е гг.), представляет собой непрерывную и жесткую политическую борьбу, включавшую в себя внутреннее и внешнее измерения – объединение русских земель и их оборону от иноземных противников.

Отдельная важная для нашего понимания хода исторического процесса тема – это взаимодействие вопросов о возвышении Москвы и его причинах, с одной стороны, и причинах создания единого Великорусского государства, с другой. В наиболее острой форме его поставил Александр Пресняков, когда указал на «характерную для всей нашей историографии подмену вопроса об образовании Великорусского государства частным вопросом о „причинах возвышения Москвы“, с перечня которых обычно и начинается у нас история Московского государства»[190]. Автором этой «подмены» стал великий С. М. Соловьев, для которого на первом месте были не внешние связи Руси, которые он не считал до поры до времени значимым фактором, а внутренние процессы: в первую очередь конкуренция между крупными русскими землями-княжениями, как до, так и после драматических событий середины XIII в.

В таком случае, конечно, вопрос о причинах возвышения Москвы является важнейшим, для понимания сути того, как развивалась русская внутренняя политика. Однако после заочного спора С. М. Соловьева и А. Е. Преснякова оппонентами такого подхода стали те историки, кто придерживается концепции значительного внешнего влияния на развитие русской государственности, в первую очередь, конечно, монгольского. По сути, вся дискуссия о значении международных отношений русских земель на интересующем нас первоначальном этапе в судьбе единой государственности сводится к вопросу об иноземном влиянии, что, как представляется, совершенно ошибочно. Однако именно здесь и нужно избегать подмены главного менее существенным: для того чтобы понять содержание русской истории, мы должны думать не о том, кто и как повлиял на нас извне, а какие внутренние и международные отношения стали важнейшими для ее самостоятельного развития.