Эти три составляющие природы «вооруженной Великороссии» стали продуктом внешнеполитического опыта, накопленного за 200 лет одновременно со становлением единой государственности в ходе конкуренции и сотрудничества русских земель-княжений. Среди них наиболее важное значение имели Москва, Тверь, Рязань и Нижний Новгород, взаимные отношения которых «определили дальнейший ход политической жизни Великороссии»[171]
. А решающим с точки зрения как внутренней, так и внешней политики событием стала, конечно, победа на Куликовом поле в 1380 г., куда «пришли владимирцы, москвичи, белозерцы, ростовчане, суздальцы… а вернулись – русские»[172]. Сложно найти более точную, чем у Л. Н. Гумилева, характеристику смысла этого сражения, а тем более – масштабов взаимной связанности в России вопросов внутренней и внешней политики.В сражении с войском темника Мамая эти многочисленные представители самостоятельных земель-княжений и городских общин обрели наконец-то подлинный смысл своего единства как народа. И не случайно, что такой шаг к объединению был сделан в борьбе с самым грозным в военном отношении противником Русской земли на протяжении всего интересующего нас периода – Золотой Ордой, силы которой представляли постоянную угрозу существованию русского человека вплоть до «стояния на Угре», т. е. последнего прямого противостояния, в 1480 г.
При этом на определенном важном этапе достаточно серьезным и опасным соседом и конкурентом становится Литва, в течение почти 100 лет (с первой половины XIV до первой четверти XV в.) демонстрировавшая способность перехватить у Русского государства с центром в Москве его основную функцию поставщика безопасности для остальных русских земель. Историк Д. И. Иловайский пишет, что расширению пределов Литвы в середине и второй половине XIV в. «много помогало стремление русских областей избавиться от татарского ига, которому они предпочитали сравнительно более легкое литовское господство»[173]
. Другими словами, к середине XIV столетия, т. е. когда уже определился, в целом, московский центр объединения «вооруженной Великороссии», появляется противник, одинаково привлекательный для части русских земель с точки зрения ордынских отношений и обладающий значительным демографическим потенциалом.Современный историк отмечает: «Собрав под своей властью к концу XIV столетия едва ли не половину Киевской Руси, правители Литвы столь же обоснованно, как и московские Даниловичи, могли претендовать на роль „собирателей Русской земли“. На это указывало и официальное название государства – Великое княжество Литовское и Русское»[174]
. Можно предположить, что такое глобальное суждение является излишне обобщающим: вряд ли литовские князья, как и их московские противники, ставили перед собой настолько стратегические задачи. И те и другие просто увеличивали размеры своего могущества, совершенно не задумываясь о настолько масштабных целях. Однако в конкретном историческом контексте их деятельность, конечно, означала движение к тому, чтобы в Восточной Европе появилось более могущественная держава. Что в этом смысле действительно было конкуренцией за будущее всей Русской земли.Нужно учитывать одновременно, что противостояние Москвы и Литвы происходило в рамках общей этнообщественной системы, в которой отсутствовало четкое разделение культурных, политических и хозяйственных основ общества. В отличие от столкновения с татаро-монголами, где «в соприкосновение пришли не только экономические, социальные и политические системы, не только кочевнический и оседлый миры, но и мировоззренческие системы: идеологические и ментальные»[175]
. Рассматривая русско-ордынское взаимодействие, мы находим большое количество «нестыковок» на базовом культурном уровне, которые нередко становились причиной конфликтов или трагедий, включая гибель в Орде представителей русских княжеских домов. Можно предположить, что здесь ситуация начинает меняться после принятия в 1313 г. ислама в качестве главенствующей религии Золотой Орды при хане Узбеке.Новая авраамическая религия татар происходила из одного духовного источника с русским Православием, что, вероятно, сократило мировоззренческую дистанцию между двумя народами. Тогда как в случае с русско-литовскими противоречиями этих ментальных различий не было изначально, что в наибольшей степени приближало их к типично средневековым взаимодействиям между государственными образованиями. Не случайно уже поздний летописец начала XV в., ведя рассказ о причинах успеха нашествия на Русь темника Едигея в 1408 г., указывает, что причина тому – «рознь между князьями». Для него великорусский Василий Дмитриевич и великий князь литовский Витовт – государственные деятели одной политической природы. При этом военные возможности Литвы никогда, судя по всему, не были преобладающими и решительных побед над Москвой в прямом столкновении она не одерживала.