Стратегия Московской Руси. Как политическая культура XIII–XV веков повлияла на будущее России

И одновременно с неумолимостью приближается момент прямого столкновения Москвы и Литвы, если не формально, то фактически претендующих на то, чтобы играть решающее значение в объединении русских земель-княжений. «Литва была тем сильна в подчинении себе русских земель, что вырывала их из-под татарской зависимости»[231], и это становится важнейшей проблемой. Для Москвы и всей Великороссии, укреплявшихся до этого в неспешном военно-дипломатическом противостоянии Золотой Орде, где редкие неизбежные стычки сопровождались тонкими интригами и постепенным приращением земель вместо их решительного завоевания. Проблемой, которая была в чем-то более сложной, чем отношения с татарами, которых московские князья успели прекрасно изучить за прошедшие десятилетия. Новый противник выступал перед русскими западными и южными землями на пространстве от Великого Новгорода до Поднепровья не в качестве осторожного вассала Золотой Орды, а в сиянии своих военных побед над татарскими силами.

Противопоставить этому сиянию Москва могла только свое привычное оружие – терпение, упорство в достижении целей и «игру вдолгую», когда победа достигается не решительным сражением, а множеством растянутых во времени маневров, ничейных результатов и локальных достижений. Первые две русско-литовские войны – 1368–1372 («литовщина») и 1406–1408 гг. – начинаются энергичными наступательными действиями Вильно при видимой пассивности Москвы, но заканчиваются для последней без потерь. Отметим, что все остальные прямые военные столкновения между Великороссией и Литвой во второй половине XV и начале XVI в. привели уже к нашим территориальным приобретениям.

При этом уже на первом этапе той борьбы Москва, неудачно выступившая в ходе похода Ольгерда в 1368 г., смогла к весне 1372 г. изменить соотношение сил: «Переход от пассивной обороны в первом походе к активной обороне во втором (1370) и к стратегическому наступлению (контрманевру) в третьем походе – этапы роста военного мастерства будущего победителя на Куликовском поле и вместе с тем – совершенствования военной системы княжества Московского»[232]. Заключенный по итогам нескольких военных кампаний в середине лета 1372 г. мир стал для Москвы серьезным внешнеполитическим достижением. В частности, А. А. Горский отмечает, что в Любутском мире «великое княжение (Владимирское. – Т.Б.) „очиной“ Дмитрия Ивановича. Великий князь литовский признавал права московского князя на Владимирское великое княжество, отказываясь от поддержки претензий своего шурина Михаила Тверского. Таким образом, впервые великое княжение было оценено как политическое образование, статус которого не зависит от воли хана»[233]. Тем самым в отношениях с Литвой был не только закрыт вопрос о поддержке претензий Твери на великое княжение (Ольгерд сам хотел этого, поскольку видел Тверское княжение в качестве своего протектората и будущего владения), но добыто признание прав московского дома на большую часть Северо-Восточной Руси.

Три поколения литовских князей были яркими полководцами, с которыми по степени воинской решительности мог сравниться только Дмитрий Иванович Донской (1350–1389), хотя и он очень осмотрительно прибегал к прямым сражениям. Но, несмотря на все достижения целой плеяды ярких военных вождей, была у литовского государства и своя фатальная слабость, из которой Москва скоро научилась извлекать пользу. Выдающийся российский историк И. Я. Фроянов пишет: «Главным историческим препятствием на пути развития Великого княжества Литовского была этническая неоднородность непосредственных участников его строительства – литовцев и русских, чьи „племенные интересы“ отнюдь не всегда совпадали, вызывая тем самым внутренние деструктивные процессы. В этом отношении Москва сравнительно с Литвой находилась в выигрышном положении», возводя здание «вооруженной Великороссии» «на более монолитном и прочном фундаменте славяно-русского этноса»[234].

Такая точка зрения может, конечно, рассматриваться в качестве не особенно допустимой в исторических исследованиях модернизации, т. е. переноса на события прошлого категорий современности. Однако фактом действительно остается то, что русские земли в составе Великого княжества Литовского так и не стали его органичной частью: вели самостоятельную политику и отстаивали свои собственные интересы, нарушая стратегический баланс между Литвой и Москвой[235]. По меньшей мере события последующих десятилетий показали, что именно отличие этнического фундамента обоих конкурентов и сыграло решающую роль в судьбе как противоборства Вильно и Москвы, так и самого литовского государства.