Стратегия Московской Руси. Как политическая культура XIII–XV веков повлияла на будущее России

Для формирующейся великорусской государственности начинается период терпеливого дипломатического и военного маневрирования, в ходе которого ее судьба несколько раз была подвергнута суровым испытаниям. После кратковременной передышки во времена правления в Москве Ивана Калиты и его сменявших друг друга сыновей Симеона и Ивана, исторический процесс вновь ускоряется. Причем настолько, что по итогам нового раунда борьбы Москва лишается сразу двух своих основных соперников в том их качестве, какое в начале этой решительной эпохи выглядело действительно угрожающим. Основными действующими лицами второго раунда с нашей стороны становятся великий князь Дмитрий Иванович Донской (1350–1389) и его сын Василий I (1371–1425). Со стороны противников «вооруженной Великороссии» выступают такие политические деятели, как князь Витовт (1350–1430), темники Золотой Орды Мамай (1335–1380) и Едигей (1352–1419), а также, неожиданным образом, эмир Тимур (1336–1405), создавший в глубине Центральной Азии новое могущественное государство. Важнейшими событиями эпохи становятся победы Дмитрия Донского над ордынскими силами в 1371–1380 гг., разгром Золотой Орды армиями эмира Тимура в 1395 г., а также поражение Литвы в битве против татар во главе с темником Едигеем в 1399 г., которое «оставило Витовта без армии»[241] и существенно умерило его внешнеполитические амбиции.

Достаточно окрепшее при первых князьях Даниловичах московское Великое княжение неизбежно для себя оказалось в водовороте политических событий, связанных с одновременным противоборством нескольких крупных военных сил. Но произошло это именно потому, что сама «вооруженная Великороссия» во главе с Москвой уже была готова играть полностью самостоятельную роль центра силы и на равных бросать вызов все еще более многочисленным противникам. А. Е. Пресняков называет некоторые из последовавших событий «преждевременным испытанием сил Великороссии»[242], однако мы не можем сказать, состоялось бы русское государство в том случае, если бы на этом этапе не пришлось выдержать настоящую геополитическую бурю, в ходе которой московские князья смогли в очередной раз продемонстрировать свойственную им способность к решительным действиям и сдержанность в тех ситуациях, когда это было возможно и необходимо.

На внутриполитическом поле эпоха начинается шагами Дмитрия Донского по укреплению лидерства Москвы среди других русских земель-княжений при полной поддержке и покровительстве митрополита Алексия. Основным атрибутом этого лидерства стали отношения с Золотой Ордой, а инструментом – межкняжеские договоры московских князей, потомков Ивана Калиты, представлявшие собой «первый известный нам документ, юридически определяющий взаимные военно-политические обязательства своих участников. На смену прежним устным договорам домонгольских времен приходит формальный письменный акт»[243]. Основные задачи этих соглашений («докончаний») являются внешнеполитическими. А. Е. Пресняков пишет в этой связи, что «стремление великих князей устранить (путем договорных обязательств) право младших князей самим „знати Орду“ было только подтверждением давно сложившейся нормы и вытекало из признания за великокняжеской властью ее основного значения – политического представительства за „всю Русь“»[244]. Изменились и формальные процедуры отношений с самой Ордой. Ю. В. Кривошеев отмечает, что «с начала 60-х годов XIV века князья уже не ездили в Орду за ярлыками, а ярлыки привозили им монгольские послы. С чем связана такая перемена? Конечно, с ослаблением Орды. Но и с тем, что ярлыки превращаются уже, по сути дела, в формальность, внешнее прикрытие для русских князей, которые начинают сами распоряжаться судьбой своих столов, подписывая духовные грамоты»[245].

Постепенно именно Москва становится центром русской политической жизни и принимает на себя основную ответственность за всю систему внешних связей других земель-княжений, настойчиво пресекая их попытки «знати Орду», т. е. самостоятельно выстраивать отношения с иноземными соседями. С точки зрения А. Преснякова, «для князя Дмитрия сопротивление (со стороны Твери. – Т.Б.) сосредоточению „выхода“ (дани в Орду) в руках великого князя было проявлением не тверского сепаратизма, а средством борьбы за великое княжение»[246]. Здесь мы вновь видим диалектическое взаимодействие внутренней и внешней политики, когда сосредоточение в одних руках максимального количества важных контактов с «внешним контуром» русских земель-княжений является залогом лидерства на внутреннем поле.