Стратегия Византийской империи

Далее автор даёт такой совет: гребцы должны быть также пловцами, в том числе и подводными. Боевые пловцы могут действовать очень эффективно. Они способны тайком перерезать корабельные канаты вражеских судов, вследствие чего корабли, подгоняемые течением, начинают дрейфовать по направлению к рифам; передвигаясь под водой, пловцы могут уйти от преследования, даже если их заметят[421].

В главе V автор отмечает, что при стратиге (командующем, но не обязательно военно-морскими силами) должны быть настоящие знатоки ветров, течений, отмелей, портов и всего морского дела, и один такой знаток должен быть на каждом корабле, ибо флот вполне может быть разбросан ветром. Кроме того, по крайней мере два гребца на каждом судне должны уметь чинить корпус судна, а всем гребцам необходимо знать, как затыкать пробоины одеждой и простынями.

Далее, в главе VI, идёт речь о разведке, причём даются полезные советы. Самым лёгким и быстрым кораблям с гребцами, отобранными скорее ради их силы и выносливости, а не храбрости (ибо их задача – не сражаться, а наблюдать и докладывать), надлежит выслеживать вражеские корабли, спрятанные за мысами или островами, в портах или в речных устьях. Из состава флота нужно выделить четыре корабля; два из них остаются на расстоянии в шесть миль, а ещё два заходят дальше, так что можно передавать сведения с корабля на корабль посредством условленных ранее сигналов. На суше также необходимы способные разведчики. В следующей, VII главе уточняются методы сигнализации: белые полотнища на близком расстоянии, сигналы дымом на более дальнем (в шесть миль), а при солнечном свете – зеркала или отполированные до блеска мечи. Предполагается особый код для каждого вида сигнализации.

Тактика разъясняется в гораздо более длинной главе IX. Для флота, находящегося в море, сохранять плотное построение формирования так же важно, как держать должным образом выстроенные ряды на суше; чтобы обучиться этому мастерству, флот должен не выжидать битвы, а всегда перемещаться в строю. Стратиг идёт впереди на одном из самых больших кораблей; они тихоходны, так что у него должны быть два быстрых корабля, чтобы передавать команды по всему флоту. Другие корабли больших размеров должны образовывать фронт, как делает на суше тяжеловооружённая пехота.

Адмирал Нельсон не одобрил бы всю концепцию военно-морского дела, предлагаемую автором: вместо того чтобы всегда искать битвы, вместо того чтобы всегда наступать, как делал Нельсон, стратига призывают быть осторожным и вступать в битву обдуманно. Прежде всего стратига призывают спросить самого себя и самых доверенных подчинённых, действительно ли необходимо сражаться. Далее его призывают ещё раз оценить соотношение сил, доверяя перебежчикам, если несколько из них говорят одно и то же. Если его флот сильнее, то ему напоминают, что даже тот, кто находится в численном меньшинстве, может победить. Если обе стороны равны по силе и враг не атакует, не должен атаковать и стратиг.

Это предупреждение не тактического, а стратегического характера, и проистекает оно из самой сути византийского стиля войны. Выследить основной флот врага и атаковать его всеми имеющимися в распоряжении кораблями, чтобы одержать «решающую» победу, – такова была единственно достойная цель военно-морского дела для Нельсона, как и её сухопутный эквивалент – для Наполеона и Клаузевица, а также для всех, кто следовал им вплоть до нынешнего дня. Эту основополагающую предпосылку разделяли и римляне, жившие в единой империи: целью войны является решающая победа, потому что она уничтожит силы врага и принесёт мир – разумеется, на благоприятных условиях. То есть на этом дело завершается – счастливо и окончательно.

Но византийцы знали, что конца войне не будет, что придут новые враги, если старые будут окончательно разбиты, и есть все шансы на то, что они окажутся столь же опасны и даже ещё опаснее. В этом случае однажды уничтоженный вражеский флот мог бы оказаться полезным, поскольку новые противники могут так же угрожать старому врагу, как и империи. Так же обстояло дело и на суше: уничтожение одного врага, наседающего на границы империи, могло просто оставить простор для следующего, который тоже будет грозить имперским границам.

Поэтому для византийцев цель войны не могла заключаться в том, чтобы искать битвы ради решающей победы, поскольку таковой просто не могло быть; цель была только в том, чтобы сдерживать вражескую угрозу, ослабляя врага различными уловками, военными хитростями и засадами и оставив любой вид полномасштабной двусторонней битвы лишь как крайнее средство. Таков стратегический контекст этого сочинения, как и всех серьёзных византийских руководств по военному делу.